Газета "Кишиневские новости"

В самой большой коммунальной квартире России на 34 комнаты всего 2 уборные

Эта квартира на Васильевском острове Санкт-Петербурга впол­не могла бы удовлетворить жи­лищные потребности взыска­тельного олигарха. 1248 кв. метров, 80 разнокалиберных помещений, в которых могли бы разместиться и бассейн, и спорт­зал, и бильярдная. Вот только обитатели этих апартаментов редко хвастаются своей кварти­рой и уж точно не приглашают в гости знакомых. Потому как жи­вут они в самой большой комму­налке России.

Самая большая коммуналка России зани­мает весь первый этаж пятиэтажки. На втором, третьем, четвертом этого самого обычного дома живут обладатели пусть не самых ро­скошных, но отдельных квартир. А на первом быт людей вывернут напоказ, будто внутренно­сти экспонатов Кунсткамеры. «Улица Детская, дом 17, квартира 2». Штемпель с этим адресом сейчас стоит в паспортах сорока жильцов. Еще несколько лет назад их было вдвое больше — 10 семей все же расселили отсюда. Но это, что называется, де-юре. Сколько людей прожива­ет здесь фактически, установить сложно. Не­которые собственники, не выдержав сурового быта, решили снимать отдельную жилплощадь. Комнату же сдают. И понятно, что не одиноким докторам наук.

Первое, что бросается в глаза в подъез­де квартиры №2, или, как принято говорить в Санкт-Петербурге, в парадной (да, у этой ги­гантской квартиры есть своя парадная и свой отдельный вход), — установленная на тумбочке ваза с запылившимися пластиковыми ромаш­ками. Тумба здесь вовсе не предмет декора, у нее чисто практическая функция. В против­ном случае интерьер парадной будут украшать мешки с мусором.

— Ну вот лень, например, нашим неради­вым жильцам ковылять к помойке по мартов­ской грязи. А балконов нет. Куда мусор девать? Правильно, в парадной оставить, — вводит меня в курс дела жительница этой коммуналки Татьяна Лобунова, которая согласилась прове­сти небольшую экскурсию. — Когда зловоние от этих пакетов вконец измучило одну из на­ших женщин, она вытащила у себя из кварти­ры тумбу и установила ее на место, где обычно складировали мешки. Пока этот «лайфхак» ра­ботает…

Парадная выводит в коридор, длинный и темный, будто вход в гробницу. 94 метра от одного конца до другого, 127 шагов. Здесь вполне можно бегать трусцой. Но пока ежеве­черне жильцы проходят квест — как, проходя по полутемному коридору, не переломать ноги.

— У нас проблемы с проводкой, из-за чего лампочки очень быстро перегорают. Мы уже их даже не меняем — все равно через день-два погаснут, — объясняет Татьяна.

В тех частях коридора, где свет все же есть, из стен выступают клубки проводов и про­плешины от обвалившейся штукатурки. Пахнет сыростью, будто в подвале.

Я квест не прошла — метров через пять споткнулась обо что-то мягкое. Ничего страш­ного, всего лишь плюшевая игрушка. Но на мой вопль уже выбежал мужчина из кухни.

— Это вам еще повезло, — иронизирует товарищ, представившийся Айдером. — Вот соседка так однажды года три назад шла ве­чером — и на бомжа наткнулась. Он в коридо­ре около ванной спал. Как в квартиру попал? Обычно — на входной двери у нас ведь нет замков — заходи кто хочет. Вот они той зимой и заходили к нам погреться.

Один бездомный так и отошел в мир иной в коридорах этой огромной квартиры.

— Скончался — и бог с ним, но у того бом­жа была открытая форма туберкулеза, — про­должает сыпать страшилками Айдер. — При­шлось потом вызывать санэпиднадзор, чтобы они обработали все помещения.

Вход в квартиру бездомным после того случая был заказан. И они переместились в подвал, дверь в который тоже была открыта.

— И ладно бы просто там спали, но они на­чали костры жечь, чтобы согреться. И весь дым повалил в комнаты.

Пройдя налево по коридору метра три, по­падаешь на кухню — одну из двух в этой квар­тире. Если вздумаете снимать фильм о черно­быльской катастрофе, смело приезжайте сюда за декорациями. Обстановка сохранилась еще, наверное, с середины 80‑х. И все, как в домах Припяти, покрыто слоем пыли. Судя по его тол­щине, не иначе как радиоактивной.

В углу гниют сброшенные кем-то штаны. Рядом с раковиной, эмаль которой приобрела экзотический рыжий колор, стоит калошница. Она здесь вместо табурета. Покрытый газе­тами стол служит одновременно почтой (по­чтовых ящиков в квартире нет) и публичной библиотекой. Письма из двух инстанций — во­енкомата и банка. В первых требуют от обита­телей коммуналки отдать долг родине, во вто­рых — кредит.

На стене самоклеящаяся пленка с натюр­мортом. Это единственные продукты на этой кухне — ни еду, ни тем более холодильники здесь отродясь не оставляли.

— Дорогую бытовую технику просто умык­нут. Нашу единственную рабочую плиту уже так вынесли, — вводит в курс дела Айдер. — Что значит «каким образом»? Пришли ночью и за­брали. На двери-то замка нет. Остались две плиты — у вот той духовка функционирует, а у ее подруги — одна конфорка.

Но готовят на этой кухне крайне редко — у всех в комнатах установлены электроплитки.

Первое, что приходит на ум: поставьте за­мок на входную дверь — и не будут у вас уми­рать бомжи и пропадать электроплиты. Мое предложение встретил коллективный смех. Пожалуй, самоирония — это единственное, что объединяет жильцов этой самой большой коммуналки России.

— Только на моей памяти запоров двад­цать поменялось, — объясняет Айдер. — Про­сто некоторым нашим жильцам, если вдруг они ключи забыли, проще замок выломать, чем до­ждаться, пока кто-то придет и откроет. Нужно железную дверь ставить, но на нее никто ски­дываться не хочет.

Айдер стряхивает сигаретный пепел в стоящий на подоконнике пластиковый пакет, до середины заполненный бычками. Даже если бы курили все жильцы этой квартиры, чтобы насобирать такой пакет, им потребовалась бы неделя.

— Здесь никто не убирает? — интересуюсь у мужчины.

— Вам тоже так показалось? — ерничает он в ответ. — Самое удивительное, что убира­ют. Очередности нет — кого достанет жить в сраче, тот и берется за веник.

Одно можно сказать точно: терпение у жильцов этой квартиры железобетонное.

■ ■ ■

Быт в квартире на Детской суров. На­столько, что раньше в душ каждый шел со сво­им наконечником-лейкой. «А что делать, если утром, придя помыться, можно было увидеть «голый» кран — лейку ночью кто-то скомму­низдил».

Сейчас лейка висит на своем месте, а вот душ в левой стороне квартиры остался всего один. В остальных двух «кабинках» этого сануз­ла трубы просто срезаны.

На полу душевой застыла огромная лужа. Чтобы пройти к крану можно было в тапочках, а не в резиновых сапогах, кто-то бросил на пол доску.

— Это после капитального ремонта у нас так стало. Уклон забыли сделать, чтобы вода уходила. Вот она и скапли­вается на полу, — продол­жает экскурсию Татьяна Лобунова.

Сложно поверить, но в 2015 году в этой квар­тире сделали капитальный ремонт. По крайней мере так выходит по бумагам. Как память после этого «обновле­ния» в душевой на стенах остались следы отбитой плитки, а туалет украсил унитаз с черными разводами на фаянсе.

— Прежний был хоть старенький, но не та­кой загаженный. Строители старый снесли, а на его место установили этот, явно списанный из какого-нибудь учреждения. Отмыть его не­возможно — мы даже металлическими щетка­ми терли.

Теоретически в этом санузле должно быть два «посадочных места», но на двери второй кабинки висит замок. Как в перестроечные времена, в коммуналке на Детской общая соб­ственность рано или поздно становится част­ной. Унитаз, например, «приватизировал» один из жильцов.

— Прежний толчок кто-то разбил, тогда сосед предложил всем скинуться на новый. Но деньги сдавать никто не согласился. Унитаз он установил на свои — и закрыл на ключ, — рас­сказывает Татьяна.

■ ■ ■

На самом деле в этой квартире есть еще и вторые санузел с кухней. Расположены они в правой стороне длинного коридора. Жильцы этой части квартиры за швабру явно берутся чаще соседей: плита вычищена, стены свежео­крашенны, на полу чистый линолеум.

В этой половине коридора даже есть свет!

— Так мы своими силами здесь ремонт делали, — объясняет забежавшая на кухню с кастрюлей борща Екатерина. — Собрали по тысяче рублей с квартиры, закупили краску, напольное покрытие.

Фактически квартира одна, но историче­ски так сложилось, что она всегда делилась на правую и левую половины. Это как с Уралом, разделяющим нашу страну на две части. Стра­на одна — а менталитет разный. Так и здесь. Когда еще квадратные метры на Детской были женским общежитием, с одной стороны комна­ты давали медперсоналу из Покровской боль­ницы, с другой — из детской инфекционной. Молодые медсестрички из одной больницы вместе возвращались домой, вместе готови­ли ужин. И ванну драили вместе. С тех пор су­ществует неписаное правило: жильцы справа пользуются своими МОПами (местами общего пользования), жильцы слева — своими.

— И что, «левые» к вам не заглядыва­ют? — интересуюсь у Екатерины.

— Бывает. У них ведь плиты сломаны, а у нас все конфорки работают. И туалеты чи­стые.

Екатерина клянется: если бы соседи слева за собой убирали, они бы не возмущались.

— Но некоторые из них ходить хотят, а уби­рать не хотят! Недавно одних нерях с той по­ловины даже со скандалом из нашей уборной пришлось выдворить.

В этой части квартиры на Детской сохра­нились еще советские правила сосуществова­ния в коммуналке: график дежурств и распре­деление времени в душе.

— Каждый знает, кто во сколько на ра­боту выходит, соответственно, кто во сколько мыться бежит. Занимать чужое время нельзя. А график уборки у нас негласный. На этой неделе я убралась, соседка увидела и на следующей сама взялась за веник. За столько-то лет при­норовились уже.

На левой половине царящую у них разруху объясняют совсем другими причинами. Здесь якобы сдается больше комнат. А квартиранты — народ не самый чистоплотный.

— Вот в первой от входа квартире живут человек 8, хотя договаривались, что будут все­го трое проживать. А в соседней живет большая собака, которую не выгуливают. То есть свои дела она совершает прямо в комнате. А иногда так же поступают и ее хозяева. Как вы думаете, можно в этой ситуации о чистоте в обществен­ной кухне вести диалог? — задает риториче­ский вопрос Айдер.

Я, кстати, в ту комнату стучалась. И когда дверь отворили, запах был такой, будто откры­ли люк мусоропровода.

Другой пример: раньше на левой половине было неписаное пра­вило: в туалете проводить не больше 3 минут, в душе — 15. Днем можешь хоть на час там закрыться, но в утренние и вечерние часы пик изволь ду­мать не только о себе. В общем, даже когда в квартире проживало 120 человек, очереди, уверяют местные, особо не было.

— А теперь есть. Потому что люди правил не понимают. И объяснить я им не могу — языка такого не знаю, — продолжает резать правду- матку Айдер.

Мужчина работает строителем и уверяет: несколько лет назад он предлагал жильцам сделать в общих помещениях ремонт.

— Работу бы я сделал бесплатно, но на стройматериалы нужно было скинуться. Я предложил собирать по 500 рублей с кварти­ры ежемесячно, пока не закупим все необхо­димое. Но народ решил, что это дорого. А не самому же мне на свои деньги стройматериалы покупать?..

Хотя и эта половина когда-то жила спло­ченно. Даже влажную уборку раз в неделю про­водили.

— У нас здесь весело было, как в «Доме-2». И драки, и интриги. И даже свои тайные лав- стори между заселенцами, — вспоминает муж­чина.

На вопрос, когда произошел перелом, Ай­дер отвечает сразу. Видимо, он и сам неодно­кратно думал об этом.

— Все пошло наперекосяк после того, как появились первые слухи, что нас будут пере­селять. Людям просто стало наплевать на то, что будет в квартире. Все ведь думали, они вот- вот уедут.

Пока власти думают, что делать с этой коммуналкой, креативные жильцы решили рассказать о бедственном положении миро­вой общественности.

— Вот думаем экскурсии в нашу квартиру для иностранцев водить. Ведь она тоже досто­примечательность города. Только со знаком минус.

Анастасия ГНЕДИНСКАЯ, Санкт-Петербург — Москва.