Газета "Кишиневские новости"

Никто не мог предположить, что империя рухнет всего за неделю

Депутаты Государственной думы и генералы, которые со­вершили переворот в феврале 1917 года и лишили власти им­ператора Николая II, намере­вались посадить на трон мало­летнего цесаревича Алексея и управлять страной и армией, не испрашивая всякий раз царско­го согласия.

Однако Николай II отрекся от трона не в пользу сына, а в пользу младшего брата Михаила Александровича. Вечером 3 марта телеграфировал брату:

«Петроград. Его императорскому вели­честву Михаилу Второму.

События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Остаюсь навсегда верным и преданным братом. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине. Ники».

В тот же вечер министры только что сформированного Временного правитель­ства и депутаты Думы встретились с вели­ким князем Михаилом Александровичем. От него зависела судьба России.

Любовь сильнее власти

Николай II был невысокого мнения о младшем брате. И тем не менее в такой сложный момент передает ему престол. По­чему? Действовал Закон о престолонасле­дии, и Николай не мог его нарушить.

Великий князь Михаил Александрович, гвардейский офицер, страстный автолюби­тель и поклонник аэропланов, которые были еще экзотикой, стал предметом пересудов в столице, когда без памяти влюбился в дважды разведенную дочь московского ад­воката.

Николай велел брату не вступать с ней в брак. Но Михаил тайно обвенчался с лю­бимой женщиной в Вене в сербской право­славной церкви. Тогда Николай II запретил Михаилу возвращаться в Россию. Позволил вернуться, когда вспыхнула Первая мировая. Его жене даровал титул графини Брасовой. Она желала большего. Упрекала Михаила:

«Ты должен так себя поставить, чтобы с Тобой считались и уважали бы Твои пра­ва; Ты сам в этом виноват и своей никому, в сущности, ненужной добротой распустил всех так, что Твои родные смотрят на тебя как на пустое место, а все прочие — как на индейку, начиненную трюфелями, и каждый старается достать трюфель покрупнее. Пора Тебе, наконец, перестать глотать всякие оскорбления».

Младшему брату императора, конечно, хотелось занять трон. Не для того, чтобы управлять государством. Скорее — чтобы сквитаться за прежнее пренебрежение им. Увидев министра иностранных дел Павла Милюкова, сказал:

— А что, хорошо ведь быть в положении английского короля. Легко и удобно! А?..

Еще несколько дней назад депутатам Думы казалась удачной эта мысль: сменить Николая на Михаила. Но мятеж превратился в революцию. И Михаил перестал быть нуж­ным. Только Милюков доказывал, что власть должна опираться на символ, привычный для народа. Таким символом служит монархия. Без опоры на нее Временное правительство не доживет до открытия Учредительного со­брания. Как в воду смотрел…

Остальные уговаривали Михаила отка­заться от трона. Запугивали. Великий князь не был рожден для великих свершений. Не имел желания заниматься государственны­ми делами. Больше ценил семейное счастье, чем власть и положение. Он сказал:

— При настоящих условиях я не считаю возможным принять престол.

В шесть часов вечера подписал состав­ленный лучшими юристами документ:

«Принял я твердое решение в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, выраженная Учредительным собранием… Прошу всех граждан державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всей полнотой власти впредь до того, как созванное в возможно кратчай­ший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредитель­ное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа».

Убийство за убийством

«В 8.20 прибыли в Могилев, — поме­тил в дневнике Николай II. — Оказывается, Миша отрекся. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость!»

К Николаю приехала его мать, вдовству­ющая императрица Мария Федоровна.

«Я в полном отчаянии! — писала она. — Стоило ли жить, чтобы когда-нибудь пере­жить такой кошмар! Прибыла в Могилев в страшную стужу и ураган. Дорогой Ники встретил меня на станции. Горестное свида­ние!.. Ники рассказал обо всех трагических событиях, случившихся за два дня. Бедняга Ники открыл мне свое бедное кровоточащее сердце, и мы оба плакали».

После отречения бывшему императо­ру позволили вернуться в Ставку — попро­щаться с армией. Знали, что он сдержит свое слово и не поднимет войска, чтобы по­давить мятеж. «Прощался с офицерами и ка­заками конвоя и Сводного полка, — записал в дневнике Николай. — Сердце у меня чуть не разорвалось!»

— В последний раз обращаюсь к вам, горячо любимые войска… Нынешняя небы­валая война должна быть доведена до пол­ного поражения врагов. Кто думает теперь о мире и желает его — тот изменник своего Отечества, предатель его. Знаю, что каж­дый честный воин так понимает и так мыс­лит. Исполняйте ваш долг как до сих пор. Защищайте нашу великую Россию из всех сил. Слушайтесь ваших начальников. Вся­кое ослабление порядка службы только на руку врагу…

Великий князь Александр Михайлович присутствовал на этом прощании:

«Мы кричим «ура», как никогда еще не кричали за последние двадцать три года. Старые генералы плачут. Еще мгновение — и кто-нибудь станет молить Ники изменить принятое им решение. Но напрасно: само­держец всероссийский не берет своих слов обратно!»

Николай поехал в Царское Село. По­следнее путешествие в своем поезде. Но и здесь он уже не хозяин. За ним присма­тривают депутаты Думы. Фактически он под арестом.

«В поезде с государем ехало много лиц, — вспоминал начальник охраны Алек­сандровского дворца полковник Кобылин­ский. — Когда государь вышел из вагона, эти лица посыпались на перрон и стали быстро-быстро разбегаться в разные стороны, ози­раясь по сторонам, видимо, проникнутые чувством страха, что их узнают».

У въезда в дворец дежурный офицер скомандовал:

— Открыть ворота бывшему царю!

«Прибыл в Царское Село, — записал Ни­колай. — Но, Боже, какая разница, на улице и кругом дворца, внутри парка часовые, а внутри подъезда какие-то прапорщики! По­шел наверх и там увидел душку Аликс и до­рогих детей. Она выглядела бодрой и здоро­вой, а они все лежали в темной комнате. Но самочувствие у всех хорошее, кроме Марии, у которой корь недавно началась».

Николай, кажется, нисколько не со­жалел об утерянной власти. Он надеялся провести остаток жизни с любимой женой, обожаемым и несчастным сыном, дочерями, в которых души не чаял. Лишенный власти император плохо представлял себе и поло­жение в стране, и собственную будущность. Он наивно предполагал, что будет предо­ставлен самому себе и поживет, наконец, спокойно и безмятежно в кругу семьи. Или, в худшем случае, вместе с женой и деть­ми уедет за границу… Но он был обречен. Все хотели от него избавиться и начать но­вую жизнь. Только одни удовольствовались тем, что свергли Николая, а другие убили его вместе с женой и детьми в Екатеринбурге в июле 1918 года.

Писательница Зинаида Гиппиус отмети­ла в дневнике:

«С хамскими выкриками и похабствами, замазывая собственную тревогу, объявили, что расстреляли Николая Романова… Щу­пленького офицерика не жаль, конечно (где тут еще, кого тут еще «жаль»!), он давно был с мертвечинкой».

Владимир Коковцов, бывший председа­тель Совета министров:

«Нигде не видел ни малейшего про­блеска жалости или сострадания. Известие читалось громко, с усмешками, издеватель­ствами и самыми безжалостными коммен­тариями… Бессмысленное очерствение, похвальба кровожадностью. Самые отврати­тельные выражения: «давно бы так», «крыш­ка Николашке», «эх, брат Романов, допля­сался» — слышались кругом от самой юной молодежи, а старшие либо отворачивались, либо безучастно молчали».

Великого князя Михаила Александро­вича в марте 1918 года Совет народных комиссаров выслал в Пермь. В ночь на 13 июня глава местных большевиков Гавриил Мясников с группой чекистов и милиционе­ров вывез бывшего великого князя за город и расстрелял. Советские газеты написали, что бывший великий князь бежал.

В ночь с 17 на 18 июля 1918 года в ниж­нюю Селимскую шахту под Алапаевском сбросили живыми великую княгиню Ели­завету Федоровну, великого князя Сергея Михайловича, князей Константина Констан­тиновича, Игоря Константиновича, Иоанна Константиновича и сына великого князя Павла Александровича — князя Владимира Палея.

Ночью 29 января 1919 года расстреля­ли великих князей Николая Михайловича, Павла Александровича, Дмитрия Констан­тиновича и Георгия Михайловича, которых держали в Петропавловской крепости. В об­щей сложности убили восемнадцать членов семейства Романовых.

Никто не пришел к ним на помощь. Бе­лое движение не хотело восстановления монархии. Адмирал Колчак запретил в сво­ей армии исполнять монархический гимн «Боже, царя храни». Генерал Деникин был откровенным противником монархии. Кня­зья Юсуповы изъявили желание сражаться против большевиков — Деникин ответил отказом: «Присутствие членов и родных се­мьи Романовых в рядах Белой армии неже­лательно».

Леонид МЛЕЧИН.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ: Церковь приветствовала свержение императора и поддержала Временное правительство.

Первые статьи Леонида Млечина из серии: «ВЕЛИКАЯ ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВО­ЛЮЦИЯ. ГЕНИИ И ЗЛОДЕИ» читайте на сайте www.mk.ru.