ЛЮБОВЬ ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ
Ровно год назад покинул этот суетный мир старейшина русскоязычной журналистики Молдовы Яков ГУРЕВИЧ
Когда-нибудь обязательно настаёт это неотвратимое, несправедливое НИКОГДА. Вот уж 365 дней минуло, как нет его на земле, а до сих пор не верится, что мы никогда больше не услышим его голос, никогда не посмеёмся вместе с ним над чем-нибудь забавным, никогда уже не поспорим о чём-нибудь важном.
Потому ещё не верится, что любил он Жизнь во всех её проявлениях самозабвенно – чересчур, слишком. Многие удивлялись, что при всей его внешней суровости и категоричности… писал стихи и признавался в них, что безмерно счастлив, «…коль в стремнине шальных, окаяннейших лет сохранил в себе юности дерзкой порывы».
Мальчишкой, хлебнув горечи ленинградской блокады, попал на фронт. Война сделала его убеждённым фаталистом. Чудом считал, что выжил в пекле Великой Отечественной, тогда как многие тысячи его сверстников с той страшной бойни не вернулись. Медалью «За отвагу» за сбитый фашистский самолёт и Орденом Отечественной войны 1 степени были отмечены его ратные заслуги. Может, именно там, в огне пожарищ, родилась эта особая Любовь, это страстное желание жить на свете?
Любви его – к профессии, Делу своему, Женщине, родному южному городу – и впрямь хватило бы на троих. Это вдохновляющее, животворящее состояние влюблённости, как могучие крылья, держало его на свете, помогая не сдаваться в плен годам. Стареть он не желал категорически. Глядя на него, всегда бодрого, с живым блеском в глазах, мы, его коллеги, шутили: «От нас на пенсию не уходят».
Работал и после 85-ти. Юбилеев собственных не выносил, сердился, когда напоминали ему о паспортном возрасте. Казалось, душа его с годами только молодела.
Чистый лист бумаги был его полем сражений. Обладал корифей журналистики Гуревич не только редким умом, но и какой-то особой зоркостью и мудростью.
Его «зубастые» критические публикации неизменно отмечались на редакционных летучках как лучшие. И в новейшей жутковатой нашей истории оставался верен принципам классической русской журналистики, где во главе угла – человек. Где есть анализ, личная позиция, чувства, стиль. Гордился тем, что дожил до такого времени, когда без оглядки можно писать то, что думаешь, о том, что хочешь выдохнуть из самого сердца. Его называли Газетчиком с большой буквы. И что удивительно, острое перо его не тупилось со временем. Русский язык любил и знал в совершенстве. Не терпел неряшливости в строке.
Ещё в пору работы в «Молодёжке» за несговорчивый характер и прямоту острословы Дома печати окрестили его Горынычем. Учил молодых азам профессии он действительно излишне жестоко, зато те, кому выпадало счастье ходить в его подмастерьях, непременно становились профессионалами.
Итожил то, что прожил, перелистывая Жизнь, он в своей последней автобиографической дилогии в стихах и прозе «Я и ТЫ». Трогают душу поэтические строки последних лет:
«И теперь вот года, словно клин журавлей, отлетают
И стремительно близится мой Богом данный порог…».
И пронзительное: «Боже праведный, дай мне силы улыбнуться в прощальный час…».
Помимо очень личных, сокровенных страниц, в этой, как и в других десяти его книгах, живёт дух Времени. И канвой – история русской прессы в Молдове. Его правдивая бесстрашная публицистика – словно барометр эпохи.
Писал неустанно, ровно полвека. Не зря за свою неутомимость награждён был Орденом «Gloria Muncii». В почте редакции «Кишинёвских новостей», где более двадцати лет он – заместитель редактора, а в придачу не знающий поражений адвокат газеты в судах, то и дело встречались восторженные читательские письма, адресованные лично Гуревичу. Вот фрагмент одного из них: «Я восхищаюсь Вами как журналистом и человеком. Ваши статьи – то немногое хорошее, что осталось от потерянного прошлого».
Год промелькнул на земле без него… И без его Любви. Как утверждал под гитару кто-то из бардов во дни нашей юности: «И жизнь, короткая, как строчка, бессмертной кажется с утра…».
Коллективы газет «Московский комсомолец в Молдове», «Кишинёвские новости», бывшие сотрудники газеты «Молодёжь Молдавии», друзья, читатели.