Газета "Кишиневские новости"

Виктор АКСЮЧИЦ: Алексий II был готов признать царские останки, но патриарх оказался в меньшинстве в Священном синоде

Захоронение останков цесаре­вича Алексия и великой княжны Марии — последних остающихся не погребенными членов семьи последнего русского царя — от­кладывается на неопределенное время. А патриарх выступил на Архиерейском соборе с разгром­ной критикой «старого» следствия и правительственной комиссии по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронени­ем останков российского императо­ра Николая II и членов его семьи, работавшей в 1993–1998 годах. На последнем этапе ее деятель­ности, в 1997–1998 годах, комис­сию возглавлял Борис Немцов, за­нимавший в то время пост первого заместителя председателя прави­тельства. Своими мыслями по пово­ду предъявленных предстоятелем РПЦ обвинений, воспоминания­ми о событиях 20-летней давности и прогнозом развития ситуации с нами поделился бывший руково­дитель группы советников Бориса Немцова и фактический секретарь комиссии, политик и философ Вик­тор Аксючиц.

— Виктор Влади­мирович, по сло­вам патриарха, церковное руко­водство напра­вило в комиссию ряд вопросов, предложило провести допол­нительные экс­пертизы. «Пред­ложение было проигнорировано, а на поставленные во­просы получены отписки», — констатиро­вал Кирилл. Принимаете критику?

— Патриарха, судя всему, плохо инфор­мировали. В 1995 году Священный синод РПЦ действительно задал следствию 10 вопросов, связанных главным образом с возникшими во­круг этого дела мифами: что голова Николая II была отчленена и хранилась в кремлевском кабинете Ленина, что останки были сожжены, а само убийство носило ритуальный характер, и так далее. Кроме того, было предложено провести ряд дополнительных экспертиз — генетическую, стоматологическую, антро­пологическую, историческую. Генетическую церковное руководство предложило провести профессору Рогаеву (Евгений Рогаев, руково­дитель отдела геномики и генетики человека Института общей генетики РАН. — Авт.), вы­сказывавшему до этого сомнения в выводах следствия. Все предложенные экспертизы были проведены, все эксперты, в том числе Рогаев, подтвердили результаты предыдущих исследований. На все 10 вопросов были даны исчерпывающие ответы. В январе 1998 года эти материалы были переданы патриарху. С тех пор никаких вопросов со стороны Патри­архии в адрес комиссии и следствия не зада­валось. И тем более не предъявлялось ника­ких официальных обвинений.

— По информации патриарха, в ходе расследования дела грубо нарушались правила хранения и транспортировки ис­следуемых генетических материалов: эксгумированные костные фрагменты «хранились и перевозились в не опеча­танном виде», что создавало «условия для возможных манипуляций исследуемыми материалами».

— Патриарх введен в заблуждение людь­ми, которые никогда не присутствовали при изъятии и транспортировке генетических ма­териалов и не имеют об этом никакого пред­ставления. Как непосредственный участник событий могу свидетельствовать, что все следственные действия проводились в стро­гом соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом.

Примечательно, что в числе людей, ко­торые выступают для патриарха источниками информации, фигурирует церковный архео­лог Сергей Беляев. О компетентности Беляе­ва говорит скандал, связанный с поисками мощей Амвросия Оптинского. Беляев руково­дил в 1990-х годах раскопками, в ходе которых были якобы обнаружены мощи старца. Этим останкам в Оптиной пустыни поклонялись не­сколько лет. Пока при дальнейших раскопках не нашли подлинный прах и не выяснилось, что за мощи преподобного были приняты останки его келейника.

— Один из ключевых пунктов предъ­явленного патриархом обвинения — «на­стойчивые требования члена комиссии академика Вениамина Васильевича Алексеева провести тщательную истори­ческую экспертизу — также были проигно­рированы».

— В ходе следствия и в рамках работы комиссии были проведены беспрецедентные по своим масштабам исторические исследо­вания. По поручению правительства в 1993–1998 годах работала специальная комиссия историков под руководством академика-секретаря отделения истории РАН Ковальчен­ко. Были исследованы все государственные и ведомственные архивы России, многие зару­бежные архивы и частные собрания, где могли находиться материалы, связанные с судьбой царской семьи. Истоки позиции Алексеева, на мой взгляд, кроются в том, что в свое время он предлагал комиссии выделить солидные финансы для своих изысканий. Но, так как огромная работа с архивными документами уже была проведена, в комиссии посчитали это нецелесообразным. В ответ академик Алексеев инициировал поток «особых мне­ний», не иссякающий и по сей день.

— Академик, в частности, ставит под сомнение то, что в доме Ипатьева погибли все члены царской семьи.

— Да, в своих книгах и выступлениях Алексеев доказывает, что царица и все цар­ские дочери могли уцелеть и дожить до глу­бокой старости. А останки, обнаруженные в захоронении на Старой Коптяковской доро­ге, принадлежат неизвестным людям, трупы которых зарыты спецслужбами по указанию Лаврентия Берии в 1946 году. Разумеется, ни одного реального документального подтверж­дения этой откровенной дезинформации по­чтенный академик не приводит.

— Но, может быть, стоило бы все-таки заняться альтернативными версиями? Хотя бы ради того, чтобы раз и навсегда поставить на этом точку.

— Эксперты правительственной комис­сии проверили ряд таких версий. В том чис­ле ту, согласно которой Анна Андерсон (она же Анастасия Чайковская и Анна Манаахен), является чудесно спасшейся Анастасией Ро­мановой. Никаких документальных подтверж­дений эта легенда, разумеется, не нашла. Но проблема в том, что имеется масса вариантов «посмертной жизни» членов царской семьи. В период работы комиссии десятки человек об­ращались в нее с заявлениями о том, что они являются прямыми потомками императора, требовали немедленно признать их права. На каком основании следствие должно изучать версии Алексеева, но оставлять без внимания другие? Если же начать разбираться с каждой альтернативной версией, то расследование может затянуться до бесконечности.

— И все же: не поторопилась тогда ко­миссия с решением о захоронении?

— У комиссии и у правительства не было никаких юридических оснований откладывать решение этого вопроса. Да и с нравственной точки зрения это тоже никак не было бы оправ­данно. Кстати, с этими доводами соглашался тогда и патриарх Алексий II.

— Откуда у вас такая информация?

— После того как работа комиссии была завершена, Немцов решил встретиться с па­триархом. Подготовка встречи была возло­жена на меня. Она состоялась 15 января 1998 года в резиденции патриарха в Чистом пере­улке и продолжалась около двух часов. Кроме Немцова на ней присутствовали руководитель следствия Владимир Соловьев, ваш покорный слуга и советник Немцова Александр Шубин. Соловьев передал официальный ответ Гене­ральной прокуратуры на вопросы Синода, а также два тома с историческими и судебно-медицинскими материалами. Его Святейше­ство внимательно прочитал записку, просмо­трел материалы, задал уточняющие вопросы. Затем патриарх отодвинул от себя папки, по­ложил на них руку и сказал: «Вы меня убедили. Этот вопрос можно считать решенным. Обсу­дим место и время захоронения».

Его Святейшество предложил совер­шить погребальную церемонию в первую или последнюю неделю Великого поста. Затяги­вать процесс, по его словам, не было никако­го смысла. Немцов в ответ сказал, что СМИ могут обвинить комиссию в спешке, поэтому лучше провести захоронение 17 июля, в 80-ю годовщину расстрела. После длительного обсуждения сошлись на предложении пред­седателя комиссии. Патриарх согласился и с предложенным нами местом захоронения — Петропавловский собор Петербурга. Мы ушли с убеждением, что достигнуто полное взаимопонимание.

— Что же случилось потом? Патриарх изменил свою точку зрения?

— Думаю, патриарх остался при преж­нем мнении. Но Священный синод на засе­дании, состоявшемся 26 февраля 1998 года, принял иное решение. И патриарх вынужден был с ним согласиться. Надо сказать, что Его Святейшество всегда старался избегать кон­фликтов внутри Церкви, стремился находить компромисс.

— Ну а чем руководствовались осталь­ные архиереи?

— Перед членами Синода выступал с докладом член правительственной комис­сии митрополит Ювеналий. Судя по всему, именно его выступление ввело в заблуждение архиереев. В итоге, отметив, что решение ко­миссии «вызвало серьезные сомнения и даже противостояния в Церкви и в обществе», Си­нод предложил захоронить останки во вре­менной «символической могиле-памятнике», а потом, «когда будут сняты все сомнения», вернуться «к окончательному решению вопро­са о месте их захоронения». Авторство этой идеи принадлежит тому же митрополиту Юве­налию. Впервые он высказал ее на заседании комиссии. На мою просьбу привести пример «символической могилы-памятника» митро­полит сказал, что это Могила Неизвестного Солдата. На это я заметил, что в Могиле Неиз­вестного Солдата покоятся останки реального человека, имя которого не установлено. Сим­волической же могилой можно назвать разве что камень на Лубянской площади. Предло­жение Ювеналия, разумеется, не встретило поддержки в комиссии, но в Синоде он нашел более благодарную аудиторию. Сыграв в ито­ге, я считаю, роковую роль. Потому что такое решение не позволяло осмысленно на него отреагировать. Если бы, допустим, предло­жено было отложить захоронение, провести дополнительные исследования, это можно было обсуждать. А что можно было ответить на предложение похоронить неизвестно кого, неизвестно где и неизвестно как? По версии Ювеналия, вместо имен на могильном камне должна была стоять надпись «символическая могила-памятник». Полный абсурд!

— Ювеналия никак нельзя заподозрить в неосведомленности: как член комиссии он располагал всеми материалами рас­следования. У вас есть свое объяснение того, что им двигало?

— Насколько мне известно, на следую­щий день после нашей встречи с патриархом Алексием он высказал ему свои претензии: почему этот вопрос решался без него, члена правительственной комиссии и председателя Синодальной комиссии по канонизации свя­тых? Патриарх ответил, что это были пред­варительные согласования, а решение будет принимать Синод. Нельзя исключать, что ми­трополитом руководили ревность и обида. Кроме того, у митрополита Ювеналия было сложное отношение к личности последнего русского императора. Когда через несколько лет после этих событий мы встретились с ним в одном из подмосковных храмов, митрополит сказал мне, что получил материалы из Швей­царии, доказывающие, что Николай II являлся масоном. Разумеется, это были не более чем очередные слухи: никаких доказательств ма­сонства Николая II не было и нет. Этот эпизод показывает уровень понимания проблемы не­которыми иерархами РПЦ. Они с большим не­доверием относятся к непреложным научным фактам и чрезмерно доверчиво — ко всякого рода мифами.

■ ■ ■

— Безусловно, главным событием, связанным с новым этапом следственных действий, является смена руководителя следствия. Как вы оцениваете факт от­странения Владимира Соловьева?

— Формально речь идет не об отстране­нии Соловьева, а о повышение статуса след­ствия. Руководителем следственной бригады стал Игорь Краснов, начальник управления по расследованию особо важных дел, подчинен­ного непосредственно Бастрыкину. Соловье­ва тоже ввели в эту группу. Но фактически его отодвинули от дела. Инициатором могла быть Патриархия. Насколько мне известно, неза­долго до этих кадровых перестановок патри­арх встречался с руководителем Следствен­ного комитета. Соловьев давно уже, начиная с 1990-х годов, вызывал раздражение и недо­вольство у Патриархии и чиновников своей не­зависимой и принципиальной позицией.

— Как смена руководства следствен­ной группой может отразиться на разви­тии событий?

— Естественно, будут выискиваться — и наверняка найдутся — какие-то мелкие «бло­хи». Но окончательные решения, я уверен, по­вторят выводы, к которым пришло следствие во главе с Соловьевым. Тем не менее факти­ческое его отстранение, безусловно, затянет решение всех вопросов, связанных с этим делом.

— Почему все-таки Церковь так жаж­дет этой отсрочки? Что она ей дает?

— Здесь комплекс причин. В среде пра­вославной общественности есть люди, на­строенные крайне негативно по отношению к царским останкам, которые они называют не иначе как «лжемощами». Радикалы немного­численны, но очень активны. Некоторые угро­жают расколом. Похоже, признание останков затягивается не в последнюю очередь в ожи­дании, что страсти успокоятся сами собой. Среди иерархов РПЦ бытует мнение, что не признавать царские останки — меньший грех, чем признать, что Церковь допустила ошибку. Но надеюсь, что здравомыслие все-таки воз­обладает. Я всегда говорил и повторю вновь: пока не будут похоронены все Романовы, гражданская война в России не закончится, общенационального примирения не будет.

Андрей КАМАКИН.