Газета "Кишиневские новости"

Исламовед Галина Хизриева рассказала, как в России вербуют боевиков ИГИЛ

Страшные кадры из Сирии, на ко­торых боевики ИГИЛ совершают массовые казни, отрезают голо­вы неверным, безжалостно уби­вают детей и женщин, свидетель­ствуют о том, что человечество столкнулось сновым страшным злом. Пожалуй, самым страшным со времен победы над немецким нацизмом. Напрасно кто-то наде­ется отсидеться: если вовремя не остановить это зло, оно доберется до каждого. Уход в ИГИЛ с терри­тории бывшего Советского Союза принимает массовый характер. По данным экспертов, там уже воюет около 5 тысяч боевиков из СНГ. Кто такие «радикальные исламисты», ваххабиты, салафиты, которые воюют в рядах боевиков ИГИЛ, откуда взялись и почему сегодня активизировались? Об этом наш обозреватель побеседовала с из­вестным исламоведом, научным сотрудником Российского инсти­тута стратегических исследований (РИСИ) Галиной Хизриевой.

— Директор РИСИ Леонид Решетни­ков во время на­шего с ним интер­вью рассказывал, что одна из его со­трудниц на работе постоянно носит хиджаб. Он говорил о вас?

— Да.

— Для вас ношение хиджаба принципи­ально? Вы всегда в нем ходите?

— Нет, я снимаю хиджаб иногда. Мне про­сто так удобно, мне так нравится. Само сло­во «хиджаб» в переводе означает «завеса». Это то, что делает женщину более скромной, закрывает части тела, которые не должны быть показаны. Считается, что девушка-мусульманка принимает для себя решение надеть хиджаб в 13 лет. То есть когда она входит в возраст, после которого на ней уже можно жениться.

— Но недавно в Сети были опубли­кованы фотографии из школы для дево­чек в городе, занятом ИГИЛ. Там совсем маленькие девочки, лет 5–6, полностью укутанные в черные хиджабы, с одними только щелями для глаз.

— Это проблемы ИГИЛ. Игиловцы могут девочку и в 5 лет замуж отдать. Им почему-то втемяшилось в голову, что пророк Мухаммед взял Аишу замуж в 9 лет. Вот на этом факте, который ничем не подкреплен, они опреде­ляют отношение к девочке как к объекту муж­ского интереса начиная с самого маленького возраста. Хотя многие исследователи счита­ют, что Аише было на момент брака 17 лет.

— Все же, как мне кажется, в исламе придается огромное значение внешней атрибутике, одежде. Постоянно вспыхи­вают конфликты со светскими властями по поводу хиджабов в школах, платков на головах…

— Сегодня уже все, кто хотел надеть хид­жаб, надели его. Все, кто хотел снять хиджаб, его сняли. Главное, чтобы какой-то вид одеж­ды не превращался в рекламу радикальных идеологий. Потому что у тех же ваххабитов существует строгий кодекс в одежде. Они сакрализуют этот момент, считая его частью веры. Но не выводит из ислама отсутствие платка на голове у женщины.

— В представлении обывателя сло­жился образ ваххабита: это люди, кото­рые ходят в коротких штанах, с длинными бородами и без усов. Еще говорят, что они почему-то не носят нижнего белья. Якобы их именно по этому признаку «опо­знают» сотрудники правоохранительных органов. Во всем этом заложен какой-то глубокий сакральный смысл? Почему это для них так важно?

— Им это важно потому, что их доктрина опирается на буквальное следование хади­сам. Хадисы — это жизнеописание пророка Мухаммеда, его деяний и высказываний. Ваххабиты рассуждают так: было ли нижнее белье в то время, когда появились первые мусульмане? Не было. Поэтому и мы его но­сить не будем. По поводу коротких штанов существует хадис о том, что когда-то пророк Мухаммед увидел людей, у которых штани­ны волочились по полу. Дело в том, что в те времена ткань была очень дорогой, ее могли себе позволить только богатые и знатные. И они из высокомерия, стараясь подчеркнуть свой статус и богатство, носили длинные штаны. Тогда пророк Мухаммед велел, чтобы мусульмане носили короткие штаны. Поэто­му ваххабиты носят короткие штаны или за­правляют их в носки. Есть хадисы и для усов, и для бороды. Под каждый шаг разработана целая система правил.

— О ваххабитах все вдруг заговори­ли в конце 90-х. Вдруг они ни с того ни с сего появились в Дагестане и объявили на территории нескольких горных сел «шариатское государство». Откуда они взялись?

— На территории нашей страны вахха­биты появились не в 90-е, а еще в 20-е годы прошлого века, в период распада Османской империи. Идеологи ваххабизма приняли ак­тивное участие в ее развале. Именно по этой причине ваххабитов поддержали большеви­ки. В 20-е годы в атеистических журналах того времени выходили панегирические статьи о ваххабитах, о том, что есть такое движение в мусульманской среде, которое выступает против всяких нехороших монархий. Когда стало понятно, что дело закончилось появле­нием на обломках Османской империи новых монархий и что никаким «освободительным движением» ваххабиты не являются, их пе­рестали поддерживать. Тогда с Саудовской Аравией сильно испортились отношения. Со­ветские дипломаты, которые налаживали эти отношения, были посажены в тюрьмы.

— Салафиты и ваххабиты — это одно и то же?

— Да. Разницы между салафитами и ваххабитами нет абсолютно никакой. Эта идеология была искусственно выведена для того, чтобы создать на обломках Османской империи специфические государства. А го­сударственности без идеологии не бывает. Даже ИГИЛ имеет собственную идеологию.

— За продвижением ваххабитской идеологии стоят саудовские деньги?

— Прежде всего за этим стоит Велико­британия и ее мозги. Именно Великобрита­ния совместно с арабскими шейхами в борь­бе с Османской империей сформировала идеологию ваххабизма.

— То есть просто в Британии люди сидели и думали и сформировали эту идеологию?

— Они сидели там, где надо. Они си­дели в Саудовской Аравии, на территориях Османской империи. Это были люди, свя­занные с разведкой. И они думали, как раз­валить Османскую империю, для того чтобы управлять теми богатствами, которые нахо­дятся на Ближнем Востоке.

— И им это удалось?

— Да, как мы видим. Им и Советский Союз удалось развалить.

— Поневоле возникают ассоциации с нынешней ситуацией в России. Тоже где-то сидят и думают, как использовать ваххабитов для развала РФ? Терроризм действительно заложен в этой идеоло­гии?

— Да, так и есть. Когда создается какая-то идеология, она всегда создается для определенных целей. Если целью является развал крупного и достаточно устойчивого государственного образования, которое нельзя разломать в лоб обычной войной, то понятно, что без насилия и оправдания это­го насилия сделать ничего нельзя. Значит, нужно таким образом преподнести насиль­ственные идеологемы, чтобы эти идеоло­гемы выглядели как протест, как борьба за справедливость, как борьба за что-то хоро­шее.

— Кто их финансирует? Саудовская Аравия? Американцы? Англичане?

— Сейчас они уже сами себя финанси­руют. Идея самофинансирования возникла на первых же этапах формирования этой идеологии по согласованию между араб­скими шейхами и англичанами. Существо­вали разрозненные фундаменталистские движения. В 70-е годы группа английских экспертов вместе с их арабскими друзья­ми приняла решение, что все эти движения нужно объединить в единую силу, которая выступит против Советского Союза. И что лозунгом этой силы будет «мировой ислам­ский порядок». Было продумано все: система контроля над ними, финансирование, идео­логия. Предполагалось сделать так, чтобы эти группы между собой не сообщались и не могли создать единого международного движения. Но что-то там не сработало, и эти группы соединились. Думаю, это произошло в тот момент, когда появился Интернет. Вот тогда они стали действительно выходить из-под контроля. Чтобы как-то их все же кон­тролировать, в Великобритании в 2004 году был образован Всемирный совет мусуль­манских ученых (ВСМУ) во главе с Юсуфом аль-Кардави, человеком, который считается духовным лидером «Братьев-мусульман» (международная религиозно-политическая ассоциация, признанная террористической в ряде стран. — М.П.).

— Как же всему этому противосто­ять? Возможен ли диалог с экстреми­стами, поддаются ли они «перевоспита­нию»? Кажется, в Дагестане проводится политика диалога с ваххабитами. Она успешна?

— Уже не проводится. Был такой момент во времена правления Магомедсалама Ма­гомедова. С идеей такого диалога выступил ряд депутатов, и их поддержали в этом ста­тусные российские журналисты, включая небезызвестного Максима Шевченко. Они на каждом углу кричали, что северокавказ­ским мусульманам нужно слиться в едином идеологическом порыве, понять друг друга, простить и начать дружить ради мира на зем­ле. К сожалению, получилось по поговорке: ладно было на бумаге, да забыли про овра­ги. Забыли о том, что дело не в хороших или плохих людях, а в идеологии, которая прин­ципиально направлена на разрушение. Неза­висимо от того, какой человек этой идеоло­гией заболел, он сесть за стол переговоров с представителями другой точки зрения не может. Он может сделать это только ради своих тактических выгод. То есть это была попытка растворить в ваххабитской идео­логии суфийскую массу Дагестана и из нее сделать такой протестный гибрид, который выступит единым фронтом против государ­ства. Это и была, по сути, задача «диалога». Ваххабиты не собираются никак корректиро­вать свою позицию, и цель их диалога с кя­фирами — войти в структуры власти, влезть в телевизор, создать для себя комфортную среду обитания. Захватить все возможные плацдармы.

— Где в основном происходит вер­бовка?

— Вербовщики действуют там, где соби­раются мусульмане, — в мечетях, в высших учебных заведениях, потому что им нужна молодежь от 18 до 24 лет. В Москве они дей­ствуют в тех учебных заведениях, где много кавказцев. Они внедряются в уже существу­ющие общины традиционных мусульман, в суфийские джамааты, вытягивают оттуда молодежь, перепрошивают им мозги. Севе­рокавказские эксперты утверждают, что на стороне ИГИЛ уже сражаются около 5 тысяч боевиков из СНГ.

— Можете описать их мотивы?

— Мотивы очень разные. Вербовщики ИГИЛ часто подходят к молодым людям, се­мьи которых испытывают серьезные мате­риальные трудности, имеют долги. Предла­гают решить их проблемы. А потом говорят: вы должны эти деньги отработать в Сирии. Одновременно происходит обработка, «про­шивка» сознания: «Государство плохое, по­тому что загнало тебя в такую ситуацию». Или нужно дорогое лечение для матери или отца: «Виновато государство, его социальная по­литика». Есть люди просто очень амбициоз­ные, которые хотят себя проявить в чем-то. Им дают героическую идеологию: «осво­бождение мусульман от гнета кяфиров». На вопрос: «Почему надо идти на джихад?» — вербовщики дают ответ: «Потому что мусуль­мане унижены в этом государстве». Причем они «унижены» в любом государстве, даже там, где для мусульман вроде бы созданы все условия, как в Великобритании. Джихад должен продолжаться. Это перманентная война.

— Туда ведь уходят и женщины… Ка­кова там их роль?

— Игиловцы очень приветствуют, чтобы новый муджахид, боевик, женился, чтобы у него появились дети. А если он погибает, то забрать женщину оттуда бывает очень слож­но. По их правилам женщина остается в груп­пировке и становится женой другого боеви­ка, потом третьего, четвертого, пятого.

— А потом в смертницы?

— Я не видела еще ни одной, дожившей до старости. Был случай, который описыва­ет турецкая журналистка Арифе Кабиль. Отец боевика, погибшего в рядах ИГИЛ, поехал туда, чтобы забрать тело сына и его вдову с внуком. Он хотел вырастить внука в своей семье. Но ему их не отдали, а вместо этого предложили самому вступить в ИГИЛ. Эта организация из своих цепких лап никого не выпускает.

— Вы сказали о роли мечетей в вер­бовке боевиков ИГИЛ. Можете назвать некоторые такие мечети?

— У нас в Дагестане, в Махачкале, этим славятся две мечети: мечеть на улице Ко­трова и мечеть на улице Венгерских Бойцов. Прихожане этих двух мечетей постоянно мелькают в милицейских сводках. А вообще салафитских мечетей очень много, это целая сеть.

Марина ПЕРЕВОЗКИНА.