Газета "Кишиневские новости"

 Правда о войне глазами обреченного

Штрафные батальоны в годы Вели­кой Отечественной войны назы­вали батальонами смертников. Выживших бойцов этих подразде­лений считали любимчиками Фор­туны. Таких «любимчиков» и после войны осталось-то немного, а уж сейчас вообще по пальцам пере­считать… И тем важнее этот рас­сказ солдата из 15-го Отдельного штрафного батальона Михаила Ал­лера. Рассказ страшный и честный. Увы, сам Аллер не дожил до этой публикации. Однако незадолго до смерти он не просто «исповедался» нашим репортерам, но и передал свои дневники для печати. В них вся правда о войне глазами обре­ченного.

Штрафбат… Сюда попадали не только те, кто отбывал полученный еще до войны срок за грабежи и убийства. Здесь оказывались даже те, кто имел кристально чистую биографию «до» и геройски воевал «во время». Так слу­чилось с Михаилом Абрамовичем Аллером. В 1942-м он штурмовал Зайцеву Гору, полу­чил ранение, отбился от полка. Потом была встреча с бойцами Смерша, допросы, три­бунал. Вердикт — 10 лет лишения свободы. Наказание заменили на 3 месяца штрафбата (больше там обычно никто не выживал).

МЕЖДУ ТЕМ КСТАТИ СПРАВКА “МК” ИЗ ДОСЬЕ “МК” ВАЖНО Среднемесячные потери лич­ного состава штрафных частей составляли примерно 15 тысяч человек (при численности 27 тысяч). Это в 3–6 раз больше, чем общие среднемесячные потери лич­ного состава в обычных войсках в тех же наступательных операциях.

А теперь с самого начала. Листаем днев­ник Аллера, который рассказывает, как он по­пал в штрафбат.

«Наша 58-я стрелковая дивизия воински­ми эшелонами прибыла на станцию Дабужа Мосальского района Смоленской области 7 апреля 1942 года. На подходе к боевым по­зициям в лесу противник открыл артиллерий­ский и минометный огонь. Это было ужасное первое боевое крещение. По всему лесу раз­давались стоны и крики о помощи. Еще не заняв боевых позиций, наш полк в первый день понес большие потери убитыми и ране­ными».

Ранняя весна внесла свои коррективы в планы наступления советских войск. Раз­битые грязью дороги нарушили тыловое со­общение с передовыми частями, оставив их без продуктов питания и боеприпасов.

«Наступил голод. Мы стали поедать до­хлых и убитых лошадей. Было ужасно противно есть эту конину без соли. Пили болотную воду и воду из луж растаявшего снега, где нередко лежали трупы. У нас были пробирки с таблет­ками хлора, но пить воду с хлором было еще противнее. Поэтому я пил воду без хлорки, с болотно-трупным душком. Человек ко все­му рано или поздно привыкает, к этому тоже можно было привыкнуть. У многих появился кровавый понос. Я на ногах перенес гепатит, солдаты обратили внимание на то, что я по­желтел. От голода распухли ноги. Можно было все стерпеть: и обстрел из вражеских орудий, и пронизывающий человеческую душу вой «Юнкерсов» над твоей головой, и любую фи­зическую боль от полученных ранений, и даже смерть, которая ходила за тобой по пятам, но голод… Его терпеть было невозможно».

Ни гужевой транспорт, ни гусеничная техника не в состоянии были преодолеть не­пролазную грязь. С передовой снимались тысячи бойцов и отправлялись в тыл за бое­припасами и продовольствием. Они на своих плечах доставляли на передний край снаря­ды и мины, ящики с патронами и гранатами. В холщовых мешках, которые перевязывались тугим узлом и перекидывались через плечо, была гречневая каша. 30-километровый отре­зок смоленской земли от Зайцевой Горы до станции Дабужа был в те дни для 50-й армии своеобразной «Дорогой жизни».

Наступило Первое мая. В честь знамена­тельной даты ночью на передовую бойцам до­ставили продуктовый набор: водку, краковскую колбасу (целый кружок), сухари и консервы. После раскисших от болотной влаги сухарей и горохового концентрата такая еда бойцам показалась каким-то чудесным подарком. «В большой воронке от фугасной бомбы ря­дом с передним краем обороны я и несколько солдат собрались делить еду, при этом гром­ко разговаривали. Может быть, мы были услы­шаны немцами. Вдруг со стороны немецких позиций раздался необычный рев. Вслед за этим загорелась земля, на некоторых солда­тах загорелась одежда. Сразу немцы в полный рост пошли на нас в атаку и повели непри­цельный автоматный огонь. Отстреливаясь на бегу, я дал команду отходить лощиной ближе к лесу…

Когда я очнулся от резкой боли, то по­чувствовал, что оторвана левая нога. Мино­метный огонь продолжался, и я очень хотел, чтобы еще одна мина добила меня. Я лежал в пяти-семи десятках метров от немецкой передовой, с которой доносилась немецкая речь и игра на губных гармошках. Я попытался напрячь все свои оставшиеся силы, чтобы по­смотреть на оторванную ногу. К удивлению, я обнаружил, что она была цела, но стала почему-то короче. Как потом выяснится, я получил закрытый перелом левого бедра и многочисленные осколочные ранения».

От смерти Михаила Аллера спас его сослуживец, помощник командира взвода сержант Иванов, как выяснилось, в прошлом уголовник. Благодаря своему напористому характеру и автомату (!) он добился, чтобы ему были выделены санитары для эвакуации раненого товарища.

Михаилу выдали справку инвалида Отече­ственной войны 3-й степени. Несмотря на это, он не терял надежды при первой же возмож­ности вернуться в строй. Всю осень 1943 года Михаил Аллер обивал пороги райвоенкомата, упрашивая отправить его на фронт. Наконец в середине января 1944 года его вызвали на ко­миссию ВТЭК. Главный врач медицинской ко­миссии попросил сделать его несколько ша­гов без «посторонней помощи». Михаилу это удалось, несмотря на то, что коленный сустав до конца еще не был разработан. Впрочем, врачей этот изъян не очень-то и волновал: «Годен!» В тот момент Михаил Аллер еще не понимал, что за этот сиюминутный успех ему придется вскоре жестоко и несправедливо расплачиваться. Так он попал в 310-й гвар­дейский стрелковый полк 110-й гвардейской стрелковой дивизии 2-го Украинского фронта в должности командира взвода связи стрелко­вого батальона. Михаил отлично понимал, что рано или поздно тяжелое ранение ноги даст о себе знать. Но необходимо было сделать так, чтобы об этом никто и никогда не узнал.

«Со своей должностью я справлялся, пока под Кировоградом шли наступательно- оборонительные бои. Но во время пеших по­ходов, особенно при длительном переходе, было невыносимо тяжело. Ноги увязали в черноземе. Я часто отставал, в конце колонны залезал в повозку с катушками кабеля и теле­фонной аппаратурой, а на привалах догонял. Все чаще меня стала беспокоить ноющая боль в коленном суставе и бедре. Но об этом я ни­кому не говорил».

По пятам наступавших войск 2-го Укра­инского фронта двигался Смерш, прочесывая освобожденные города и села, а также зачи­щая армейские тылы и коммуникации не толь­ко от предателей и дезертиров, но и от отстав­ших от своих колонн бойцов Красной Армии. Отстал и Михаил. Он чувствовал, что с боль­ной ногой ему не догнать свой полк. Отлично понимая, чем все это могло для него закон­читься, Михаил решил явиться в штаб любой дивизии и рассказать, что с ним произошло. Блуждая в прифронтовой полосе, он забрел в одну пустую полуразрушенную деревню. Собрав окурки в первом попавшемся доме, Михаил присел на лавочке, чтобы спокойно обдумать, как вести себя на допросе. По наи­вности своей он надеялся, что его поймут и от­правят в расположение своей части. Не успев поднести зажженную спичку к окурку, Михаил почувствовал резкий тычок от приставленного автомата под левую лопатку спины и чей-то тихий, но вполне уверенный голос: «Руки». В штабе, куда его доставил конвой, начальник Смерша попытался доказать причастность Михаила к немецкой, а позже и к румынской разведке. Но, не добившись от задержанного «правдивых показаний», Михаила посадили под арест.

«На последнем допросе, потерявший всякую надежду на снисхождение, в послед­нем своем слове, которое обычно дают перед приведением приговора в исполнение, я ска­зал: «Немецким или румынским шпионом не может быть простой еврей, и вы знаете поче­му!» На что мне ответили, что если я буду ка­саться национального вопроса, то меня при­влекут по 58-й политической статье. По этой статье отправляли в исправительно-трудовые лагеря на длительные сроки. Я этого боялся больше смерти. В июле 1944 года состоя­лось открытое заседание военного трибу­нала 252-й стрелковой дивизии. При таком показательном заседании я думал, что мне грозит расстрел. В своем последнем слове я просил дать мне возможность искупить свою вину кровью».

Военным трибуналом 252-й стрелковой дивизии Михаил Аллер был осужден на 10 лет лишения свободы с отбыванием срока в исправительно-трудовом лагере и лишен во­инского звания «младший лейтенант». И почти сразу срок был заменен на три месяца штраф­ного батальона.

МЕЖДУ ТЕМ КСТАТИ СПРАВКА “МК” ИЗ ДОСЬЕ “МК” ВАЖНО Всего в 1944 году в Красной Ар­мии имелось 11 отдельных штрафных батальонов по 226 человек в каждом и 243 отдель­ные штрафные роты по 102 че­ловека в каждой.

Как ни странно, Аллер был рад такому по­вороту событий. Думал, что лучше погибнуть в бою, чем замерзнуть где-нибудь на лесопо­вале или быть растерзанным кучкой зэков в лагерном бараке. После суда Михаила осво­бодили из-под стражи и одного, без конвоя с сопроводительным письмом направили на передовую в 15-й отдельный штрафной бата­льон. В августе 1944 года батальон из района боевых действий города Ботошаны был пере­брошен в район города Яссы. Там стояла поч­ти 40-градусная жара.

«Мне снова выпало тяжелое испытание — с искалеченной ногой при такой жаре со­вершить суточный марш с полной выкладкой. Кроме того, на нервной почве и от грязи мои ягодицы покрылись фурункулами. Они при­чиняли мне дополнительные муки. Во время марша мне давали хлористый кальций и на привалах делали переливание крови. Моя нервная система и физические возможности были мобилизованы до предела на преодо­ление трудностей. Я страшно боялся снова отстать».

В ночь на 20 августа 1944 года штрафной батальон занял исходную позицию для атаки. Штрафникам выдали по сто граммов водки. Михаил почувствовал свежий прилив сил и энергии. После мощной и продолжительной артиллерийской подготовки, в которой при­няли участие в том числе и знаменитые «катю­ши», штрафники бросились в атаку. Им пред­стояло взломать мощную оборону отборных частей СС.

«Мы, штрафники, шли на немецкие по­зиции в полный рост, невзирая на разрывы снарядов и мин, не кланяясь пулям. Падали вокруг только убитые и раненые. В руках у меня были катушка кабеля и автомат. Вслед за штрафниками в атаку устремились части какой-то неизвестной стрелковой дивизии. К моему удивлению, никакого заградотряда за нашими спинами. Я подумал: значит, в спины нам никто стрелять не будет. Это открытие прибавило сил».

Вырвавшись вперед, незаметно для всех он оказался в траншее противника. В ход пош­ли штыки, саперные лопатки, кулаки. В том бою он уничтожил четырех эсэсовцев, один из которых был офицером. Этот факт в дальней­шем сыграл в его судьбе важную роль.

«Обычно была рукопашная схватка. Эсэ­совцы отчаянно сопротивлялись, не желая сдаваться в плен. Но наших бойцов ничто уже не могло остановить: лавина атакующих бы­стро заполнила все. Чаще всего в качестве оружия использовали именно саперную ло­патку. Штрафники не давали никакого шанса эсэсовцам. Те от одного вида орущих мужи­ков с лопатками терялись и не успевали на­жать на курок. Мы пугали фашистов своим безумием. Они не могли понять, как можно вот так не бояться смерти. Они не понимали, что такое штрафбат…»

«Вскоре в 15-й отдельный штрафной батальон поступил приказ командующего 2-м Украинским фронтом Малиновского о досрочном освобождении без ранений осо­бо отличившихся. В их число попал и я. Мне предложили остаться в штрафном батальо­не на штатной должности командира взвода связи».

Михаил Абрамович выжил, несмотря ни на что. И добился реабилитации. В Централь­ном архиве Минобороны мы нашли определе­ние военного трибунала №398.

«1944 года сентября 13 дня в открытом судебном заседании рассмотрено ходатай­ство командира 15-го Отдельного штрафного батальона от 9 сентября 1944 г. Об освобож­дении от наказания по приговору военного трибунала 252-й стрелковой Харьковской ди­визии от 24 июля 1944 года — бывшего мл. лейтенанта АЛЛЕРА Михаила Абрамовича.

Будучи в составе 15-го Отдельного штрафного батальона, АЛЛЕР в боях против немецких захватчиков проявил стойкость и отвагу, неоднократно под огнем противника восстанавливал поврежденную противни­ком связь, чем обеспечивал бесперебой­ность ее работы, в бою смелый и устойчивый. Трибунал определил: Аллера Михаила Абра­мовича освободить от назначенной ему меры наказания и считать не имеющим судимо­сти».

Александр БУРАКОВ, Ева МЕРКАЧЕВА.