Газета "Кишиневские новости"

Зав. кафедрой Института демографии НИУ ВШЭ Михаил Денисенко: «В ХХ веке страну покинули более 6 млн человек, сегодня ажиотажа нет»

Согласно мартовским опро­сам «Левада-Центра», сейчас«че­моданные настроения» росси­ян находятся на минимальном уровне за последние годы — 82% респондентов выбирают РФ, но эксперты не исключают усиле­ния эмиграционных порывов через полтора-два года, как уже было после кризиса 2008 года. Как волны российской эмиграции отразились на нашей истории, кто и по каким причинам уезжает из стра­ны сегодня — об этом мы говорим с экспертом, заведующим кафедрой демографии Института демографии при НИУ ВШЭ Михаилом ДЕНИСЕН­КО.

— Давайте начнем с истории. Сей­час специалисты говорят о пятой волне, подъеме, эмиграции из России, а когда была самая первая и какой след оставили прежние волны?

— Вообще, первым известным россий­ским эмигрантом называют князя Курбского, политического оппонента Ивана Грозного. Ак­тивный поток эмигрантов из России начался в 70–80-х гг. ХIХ века, но обычно специалисты не берут его в расчет, говоря об эмиграции в современном понимании. Дело в том, что в Российской империи эмиграция была при­вилегией высших классов, которые могли приобрести паспорт по разрешению импе­ратора на срок до пяти лет и потом должны были продлевать его. Всем остальным со­словиям выезд был фактически запрещен. К началу ХХ века почти 95% всех выезжавших из России на длительный срок составляли русские — к ним относились также украин­цы и белорусы, — поляки и немцы. Немецкие поселенцы тесно ассоциируются с именем Екатерины II, которая фактически запустила первые широкие миграционные программы в империи — приглашала соотечественников, голландцев, сербов для заселения новых территорий: Новороссии, Поволжья — здесь была самая большая колония. Тогда немцам даровали многочисленные привилегии по на­логам, религиозные свободы, освобождение от службы в армии. И как раз военная рефор­ма 1874 года, которая вводила всеобщую во­инскую повинность, подтолкнула немцев к от­ъезду. Ну а в основном русская эмиграция тех лет носила политический характер; большин­ство уезжали в Штаты, Латинскую Америку и Канаду и лишь небольшая часть — в Европу.

Для пролетариев американская сказка оказалась короткой

— Экономическая эмиграция, — про­должает ученый, — началась после первой русской революции, когда было дано право выезжать за рубеж низшим сословиям. В по­исках лучшей доли и возможности быстро разбогатеть с мест поднялись крестьяне за­падных губерний — Псковской, Одесской, Новороссийской, — шахтеры, разнорабочие. Кстати, с учетом национальности выезжаю­щих в начале ХХ века в Америке было стран­ное представление о России как о стране, где по преимуществу проживают евреи и поля­ки.

Между 1905 годом и Первой мировой во­йной в Штатах, в основном в Пенсильвании, в Чикаго, появляется быстро разрастающаяся колония русских пролетариев, к которым до­бавляется очень сильная по составу политэми­грация — Троцкий, Бухарин. Это интересный малоизученный в России феномен, который в какой-то степени уже тогда предопределил отношения между нашими двумя странами: после революции 17-го года атмосфера во­круг русских переселенцев сгущается, в них начинают подозревать левых, террористов, смутьянов. Активно работает американская пропаганда, направленная против социали­стического движения с его посягательствами на частную собственность. В итоге русских эмигрантов начинают высылать из Штатов. Параллельно Троцкий призывает наших спе­циалистов — чья квалификация действитель­но выросла за годы эмиграции, много русских было в торговых флотах США и Великобрита­нии — вернуться в Россию, чтобы компенси­ровать потери революции и войны.

По некоторым оценкам, в 1917–1920 гг. в Советскую Россию из США и других стран возвратились до 100 тысяч человек, попол­нивших красное движение. А главное, что они привезли с собой кроме новых техно­логий — в частности, вернувшиеся активно поддержали идеи механизации сельского хозяйства, участвовали в организации пер­вых совхозов — ненависть к американскому капитализму. Так что эта первая волна оста­вила очень заметный след в нашей истории, который почему-то отечественной литерату­рой замалчивается.

— А дальше была революция 1917 года…

— Да, обычно первой волной — но, как вы теперь видите, она вторая — называют именно белую эмиграцию, отождествляемую со «сливками общества»: интеллигенцией, аристократией. Там также было офицерство, казачество, другие слои общества, поэтому оценки масштабов этого потока различают­ся: от 1 млн до 3,5 млн человек. Хотя в дан­ной ситуации важнее даже не цифры, а то, что страну покинула значительная часть об­разованных людей, которые позже подарили миру вертолет, телевидение, отмеченную Нобелевской премией литературу… Первона­чально белоэмигранты концентрировались в Европе, но постепенно стали перемещаться в США и в значительной степени «окультурили» Америку.

«Политруками» натовских военных стали эмигранты 40-х

— Уже к 1919–1920 гг. некоторые от­носят падение «железного занавеса», это остановило эмиграцию?

— Границы Советской России были от­крыты вплоть до 1928 года, и в принципе люди могли свободно выезжать, путешествовать. К этому времени относятся поездки в Европу Маяковского, Есенина. Главным препятстви­ем для эмиграции были высокие финансовые затраты.

Третью волну одни отождествляют с 1930-ми годами и ВОВ, другие учитыва­ют только Великую Отечественную войну, и цифры звучат разные — вплоть до фантасти­ческих 10 млн человек. Но в 30-е были лишь локальные всплески: разрешили уехать не­скольким тысячам немцев из Поволжской республики, буряты бежали от голода в Мон­голию, поэтому основной поток миграции связан все-таки со Второй мировой войной. Причем большинство эмигрантов уезжали не с территории современной России, а из При­балтики, Западной Украины… Согласно ар­хивным материалам СССР, отток из страны за 1944–1946 гг. составил около 600–700 тысяч человек, из них лишь 30–40 тыс. русских. Го­сударство старались покинуть те, кто в годы войны сотрудничал с фашистами, противо­стоял сталинскому режиму; часть советских военнопленных побоялась возвращаться из-за границы. Впоследствии с некоторыми из них было связано начало русских отделов «Голоса Америки» и радио «Свобода», другие преподавали в военных школах и академиях, стали известными советологами. В целом это была волна людей, негативно относившихся к советскому строю, не скрывавших и исполь­зовавших это.

— Когда была следующая волна?

— Следующий период несколько раз­мыт, его даже волной назвать трудно — почти 30 лет: с 50-х по 1987 г. Тем не менее в это время у эмиграции наметилось два мощных магнита: во-первых, в 1948 г. создается Госу­дарство Израиль, куда переезжает часть со­ветских евреев; во-вторых, российские немцы и военнопленные возвращаются в Германию. С пленными вопрос решался довольно долго. Вообще, в те годы эмиграция была размен­ной монетой в политических отношениях: как только отношения СССР с Западом осложня­лись, эмиграция сокращалась, и, наоборот, после очередных переговоров российского и американского руководства, например, про­исходили сильные всплески отъездов в Из­раиль: за весь советский период к берегам Мертвого моря уехали чуть более 200 тыс. человек, при этом только за 1973–1977 гг. бо­лее 100 тыс. В Германию с 1955-го по 1987-й выехали около 50 тысяч. Всего страну остави­ли около 500 тыс. человек.

Если говорить про след, оставленный этой волной, эмигранты — интеллигентская прослойка, — безусловно, внесли вклад в формирование Израиля. В тех же американ­ских и европейских университетах появилась новая русская профессура. Они боролись с действующей в СССР политической систе­мой, властью, но при этом формировали до­статочно позитивное отношение к русской цивилизации вообще. Это было время «куль­турных диссидентов». Страну покинули Брод­ский, Солженицын, Зиновьев, Ростропович, Вишневская, Галич… После 1991 года многие вернулись и высказывали крайне негативное решение о том же развале СССР.

О современной России судили по выходцам со всего СССР

— Распространено представление, что с началом перестройки люди хлынули на Запад, тогда случилась «утечка умов», и, увы, сложился имидж русских девушек как легкодоступных. Что об этом говорит наука?

— Начало пятой волны можно датировать 1987 годом, когда разрешили эмиграцию на основе родственных связей. Потом двери приоткрылись шире, а затем их просто сме­ло, так как эмиграционный потенциал нако­пился большой. Тем не менее, опираясь на западные данные, я оцениваю отток с терри­тории современной РФ с конца 80-х по начало 2003-х примерно в 2 млн человек — это на­много меньше тех цифр, которые часто озву­чиваются в СМИ.

Вообще, в отличие от 60–80-х гг., когда уезжали в большей степени пассионарии, го­товые сражаться за свой отъезд, в 90-е стало больше среднего, обывательского класса, которые просто хотели комфортной жизни, устроиться на какую-нибудь работу, на фоне «лихих 90-х» вспоминали о своих западных корнях, уезжали к эмигрировавшим ранее родственникам. В частности, в США в эту волну уехали около 300 тыс., из них значи­тельная часть — этнические евреи. Облюбо­вали заграницу и наши преступники — многие сотрудники финансовых пирамид в итоге ока­зались в Штатах.

Интеллектуальная миграция тоже шла — и главным образом в США и Канаду. В Аме­рике ввели специальную преференциальную группу — ученые и таланты СССР.

Важно понимать, что в те годы «уезжал» весь Советский Союз: Прибалтика, Молдо­ва, Украина и т.д., но почти все говорили на русском, и иностранцы всех советских тогда считали русскими. В результате сложился очень противоречивый образ современной России: с одной стороны, математики, шах­матисты, спортсмены, балет, оперные певцы, красавицы-модели; с другой — криминал, проституция — причем, как правило, прости­туция была связана не с Россией, — неакку­ратность, которую могли демонстрировать выходцы из разных частей бывшего СССР.

Исход богатых и умных

— В наше время появилась фраза «пора валить». Насколько эта «установка» сказалась на статистике отъездов?

— По сравнению с предыдущим деся­тилетием сейчас скорее спад. И потом у со­временных уезжающих нет ощущения «эми­грации навсегда», при желании они могут вернуться. Часто люди не выписываются из квартиры, сохраняют здесь бизнес, кстати, отсюда и расхождения в статистике: данные Росстата по эмиграции в разы ниже анало­гичных цифр принимающих сторон. По мини­мальной оценке, основанной на зарубежной статистике, в 2003–2012 гг. на ПМЖ из РФ выехали около 700 тысяч человек. Статус по­стоянного жителя в дальнем зарубежье полу­чают около 100 тыс. россиян ежегодно.

При этом сменились и центры притяже­ния мигрантов: к США и Германии добавились Испания, Италия, Финляндия, Франция, Вели­кобритания, возросла роль Канады. В той же Испании русские локализованы в некоторых районах: так, по испанским данным, в курорт­ной зоне Аликанте проживают около 50 тысяч граждан России, это небедные люди, они скупили квартиры, дома. Миграция помоло­дела: доля людей до 30 лет стала больше. Ну и есть еще так называемая непроизводствен­ная, климатическая миграция — в Таиланд, Индию: людям хочется сдавать квартиру, тихо-спокойно жить, ничего не делая. Таких немало, но они живут на два дома, их трудно назвать эмигрантами.

— Правда, что у российской эмигра­ции сегодня женское лицо?

— В некоторые страны — да. Особенно в Италию — 80% женщины, во Францию. Это связано и с браками, и с гендерным смеще­нием спроса на труд эмигрантов: в той же Италии востребованы социальные работни­ки, сиделки.

— Вы говорите, пика эмиграции сей­час нет. Просто начался планомерный ис­ход?

— Это не исход, а мировая тенденция перераспределения населения из развиваю­щихся в благополучные страны, где, с одной стороны, прогрессирует экономика и нужны новые кадры, а с другой — стареет коренное население. То же самое, что и в РФ, проис­ходит, например, в Индии. Между прочим, из совсем неблагополучных государств сравни­тельно мало уезжают: границы закрыты, денег не накопишь. Зато многие уехавшие из России в 90-е годы сейчас, наоборот, возвращаются, не смогли устроиться за рубежом.

— Тогда как бы вы оценили для нашего общества происходящее?

С точки зрения демографии приезжают к нам даже больше, чем уезжают. Но, чтобы рассуждать о потерях, надо знать, кто, какие слои циркулируют, а для этого пока не хвата­ет данных. Если взять художественную элиту, спортсменов — с одной стороны, это потеря, но разве не приятно, что Мария Шарапова играет за Россию, хоккеисты — за нашу сбор­ную, Дмитрий Хворостовский и Анна Нетреб­ко — солисты лучших мировых опер? Другой пример: еще в 2003 году мои коллеги изуча­ли эмиграционные установки выпускников российских вузов. И оказалось, что на есте­ственнонаучных факультетах после завер­шения обучения планировали эмигрировать около 6%, но при этом более половины не со­бирались трудиться по специальности. И где тут большая потеря? Хорошо, если бы у нас работали все научные центры, были условия для самореализации, а так мы просто посыпа­ем голову пеплом. Высокоинтеллектуальные люди востребованы и циркулируют по всему миру. Кстати, понятие «утечка умов» пришло к нам из послевоенной Великобритании, кото­рая теряла образованное население в обмене с США. Вместе с тем, когда в 1990-е в Ирлан­дии начался подъем, эмигранты вернулись и инвестировали в экономику. Единственный способ сократить эмиграцию — сделать свою страну лучше.

Елена ДОБРЮХА.