Газета "Кишиневские новости"

Мы впервые публикуем документы о деятельности знаменитых разведчиц

Слово «разведка» женского рода, но сама она считалась делом су­губо мужским. Даже в годы Великой Отечественной войны. В фильме «Семнадцать мгновений весны» главный герой вроде бы не радист­ка Кэт, а штандартенфюрер СС Штирлиц. Однако именно героиня Екатерины Градовой, как и ее коллеги, играя на «вторых ролях», сделала возможным невозможное. Это на счету женщин самые опасные разведоперации, самые изощренные ходы, самые невероятные вербовки. В честь 8 Марта нам открыли архивы СВР, чтобы мы могли рассказать о двух известных, увы, лишь в узких кругах советских раз­ведчицах. У каждой из этих женщин был особый природный дар. Но помимо всего они обладали талантом любить. Любить так сильно, что их чувство меняло политические убеждения конкретных людей и судьбы целых народов. Две разведчицы, два подвига и две истории любви. Некоторые документы о них публикуются впервые.

Оперативный псевдоним Фермерша. Секретное оружие — голос

Разглядываю старинные фотогра­фии… Им почти век. А молодая женщина на этих снимках, кажется, будто из на­чала века XXI. Ослепительная и роскош­ная певица, явно знающая цену своему таланту. Неужели разведчицы бывают такими?

— Надежда Плевицкая была одной из талантливейших, — говорит исто­рик Службы внешней разведки и про­тягивает листы. — Вот, почитайте ее дневники, они многое расскажут о ее характере.

Надежда рассказывает о своей бедной крестьянской семье, где она была 12-м ребенком. О том, как тя­жело приходилось работать в дет­стве, но в то же время как любила она свою деревенскую жизнь. О том, как стала петь в хоре, чтобы прокормить семью, как ушла в монастырь, как вернулась «в мир»… И все это время пела и пела.

А вот характеристика, написанная со­трудниками НКВД. Судя по ней, Плевицкую считали человеком эмоциональным, вдох­новленным, возвышенным, готовым посвя­тить всю жизнь искусству. Не сомневаюсь, что так и было. Чего стоит только этот отры­вок из ее дневника: «Русская песня не знает рабства. И нет такого музыканта, который мог бы записать музыку русской души: нот­ной бумаги, нотных знаков не хватит».

— Если ты когда-нибудь решишь напи­сать о ней, обязательно послушай ее песни, — это был завет, который когда-то дал мне ветеран разведки Владимир Карпов, к сожа­лению, уже ушедший из жизни. Он настаи­вал на том, что Плевицкая была одной из самых ярких фигур в разведке. — Женщина с большим сердцем и чудесным голосом… До того как ее привлекли к сотрудничеству, говорила, что она артистка и поет для всех: «Я вне политики!» И она действительно пела и для бедного люда, и для царской семьи. Император Николай II плакал, когда ее слу­шал.

«Государь был чуткий и внимательный. Выбор песен был предоставлен мне, и я пела то, что было мне по душе. Спела и пес­ню революционную про мужика-горемыку, который попал в Сибирь за недоимки. Никто замечания мне не сделал. …А песни-то про горюшко-горькое, про долю мужицкую кому же и петь-рассказывать, как не царю свое­му батюшке? Он слышал меня, и я видела в царских глазах свет печальный».

Из дневников певицы.

Во время революции Надежда пела для солдат Красной армии. А потом попала в плен к белогвардейцам, которые вывезли ее за рубеж. В Плевицкую страстно влюбился генерал Николай Скоблин, и она стала петь уже для белых. Красные, белые — какая разница для певицы? И снова цитата из ее дневника: «Я с одинаковым чувством могу петь и «Боже, царя храни» и «Смело мы в бой пойдем». Все зависит от аудитории». Но в эмиграции Надежда сильно затосковала по родине. За рубежом она была чужой даже для некоторых русских: жены белогвардей­цев ее, крестьянку по происхождению, в свой круг не приняли даже после замуже­ства (стала Скоблиной). За глаза они ее так и называли — «мужичка».

А разведке советской власти нужны были источники информации среди бе­логвардейцев, дабы во что бы то ни стало разрушить террористический и опасный РОВС (Русский общевойсковой союз). По­добраться к Скоблину и завербовать его не смогли ни с помощью его родного брата, ни используя близких друзей и однокурсников. Генерал был непоколебим. И тогда стали действовать через Надежду. Не знаю, как ей удалось сделать невозможное. Может быть, она особенно пронзительно пела ему рус­ские песни, может быть, плакалась по ночам о своей тоске по родине. Но, наверное, все дело в том, что Скоблин любил жену, как и Россию, всем сердцем и не смог ей отка­зать. В центре ему дали оперативный псев­доним Фермер, Плевицкой — Фермерша.

«Начальнику иностранного отдела ОГПУ СССР. Докладная записка. Завербованный «Фермер» и его жена стали основными ис­точниками информации. Основные резуль­таты работы сводятся к тому, что:

Во-первых, ликвидировал боевые дру­жины, создаваемые Шатиловым и генера­лом Фоком.

Во-вторых, свел на нет зарождавшуюся мысль об организации особого террористи­ческого ядра.

В-третьих, прибрал к рукам Завадского, основного агента французской контрразвед­ки, и помимо передачи информационного материала разоблачил агента-провокатора, подсунутого нам французами и работавше­го на нас 11 месяцев.

В-четвертых, сообщил об организации, готовившей убийство наркоимдела тов. Лит­винова во время визита в Швейцарию…»

Плевицкая выполняла роль связной. Копировала секретные донесения, кото­рые муж приносил домой, писала агентур­ные донесения. Вообще, Скоблин писать не любил и не умел. А Надежда делала это с явной охотой, поскольку для нее это была возможность проявить еще и литературный талант. В центре об этом знали, и донесения Фермерши читали с особым удовольствием. В них, кстати, было полно деталей, которые могла заметить только женщина. Вот еще один отчет в центр:

«За четыре года сотрудничества с «Фермером» и «Фермершей» на основа­нии полученной от них информации аре­стовано 17 агентов, заброшенных РОВС в СССР. Установлено 11 явочных квартир в Москве…»

Плевицкую и Скоблина арестовали после похищения белого генерала, главы РОВС Евгения Миллера. Центр принял ре­шение, что именно Скоблин должен был назначить ему встречу, на которой его бы схватили и доставили в Москву для суда. А Миллер будто бы предчувствовал такую раз­вязку и оставил на столе записку: «У меня сегодня свидание со Скоблиным. Возмож­но, это ловушка…»

Историки разведки говорят, что если бы не ее арест, то в годы Великой Отече­ственной войны она могла бы стать одной из лучших разведчиц. Фашисты как будто это знали.

— Есть все основания полагать, что они отравили ее, — говорят в Службе внешней разведки. — И сделали это после того, как увидели приговор и материалы по ее уго­ловному делу. Там было написано, что она сотрудничает с советской внешней развед­кой. Работать против России она не согла­силась.

Оперативный псевдоним Зина. Киллер для Гитлера

Помните сцену, где Штирлиц разгова­ривает с беременной радисткой Кэт?

«— Как думаешь рожать, малыш?

— Кажется, нового способа еще не изо­брели.

— …Понимаешь, женщины кричат во время родов.

— Я думала, они поют песни.

— Они кричат на родном языке… Так что ты будешь кричать «Мамочка!» по- рязански».

Анечка Камаева по-русски во время родов не кричала. Но именно она была про­тотипом радистки Кэт.

— Режиссер Татьяна Лиознова при­езжала к Анечке (мы до сих пор все так ее называем) домой, расспрашивала ее о ра­боте в разведке, — вспоминает близкий родственник Анны Камаевой. — Это было уже после того, как она вышла на пенсию, но до того, как ее «рассекретили». Анечка жила в Москве с детьми, внуками и люби­мым мужем-соратником. Во многом именно с супруга — Михаила Филоненко (а не только с агента Вилли Лемана) — Лиознова писала образ Штирлица. Актер Вячеслав Тихонов тоже приезжал к ним в гости и крепко под­ружился с обоими разведчиками.

Итак, Анна Камаева. Она же Зина. Этот ее оперативный псевдоним, кстати, огла­шается впервые. Исследователи приводят такие факты из ее биографии, которые по­казывают ее неординарность.

— В 16 лет ее, ткачиху на московской фабрике, рабочий коллектив выдвинул в Верховный Совет СССР. Избирком был удив­лен и кандидатуру завернул, сославшись на явную молодость. И факт второй — в первые же дни Великой Отечественной войны Анна была включена в состав группы особых за­даний, подчинявшейся лично Берии.

За шесть лет девушка сделала умопом­рачительную карьеру — от ткачихи до одной из главных военных разведчиц страны. Как такое возможно? Везение? Провидение? Никто однозначно сказать не может. Боевая, энергичная, интеллектуальная, смышленая девушка. Но мало ли таких было? Наверное, дело в ее беспримерной смелости. Вот не боялась она ничего, и все тут. Анна была одна из немногих из группы особых зада­ний, кто выжил в этой войне. Хотя идти на смерть она всегда была готова.

— С самого начала войны разрабаты­вался диверсионный план на случай, если фашисты займут Москву, — рассказывает ветеран-разведчик. — Были продуманы все детали. Так, например, рассчитали, что в случае победы немцы захотят ее отпразд­новать в одном из знаковых для СССР зда­ний. Составили списки таких сооружений — Кремль, Большой театр, гостиница «Мо­сква» и т.д. Их все предполагалось взорвать. Аня минировала здания и одна, и в группе других разведчиков. Все тонкости минного дела она знала после прохождения специ­ального курса обучения. Параллельно она готовилась к убийству Гитлера. Было не­сколько вариантов того, как она должна со­вершить «покушение века». Ни один из них не предполагал, что она сможет выжить.

А теперь задумайтесь — какой должна была быть девушка, чтобы никто из воена­чальников не сомневался, что именно она (и возможно, только она!) сможет убить самого Гитлера, пожертвовав своей жизнью. Впро­чем, по некоторым данным, таких «камикад­зе» готовилось несколько.

Потом Камаеву отправили в партизан­ский отряд. Там она выполняла роль связ­ной, снова минировала (теперь уже мосты и железные дороги), вместе с другими на­падала на штабы противника.

Документы, документы… Со многих разведопераций, которые были в годы во­йны, гриф «секретно» был снят совсем не­давно. И благодаря этому сейчас известно, как радистка-разведчица Анна подрывала колонны, доставала планы наступлений, вербовала, уничтожала серьезные немец­кие отряды. Фашисты догадывались о су­ществовании разведчицы с уникальными способностями (способную незаметно про­никнуть в тыл врага и все там взорвать). За ее голову давали любую награду. Но поймать ее не смогли. Из-за нее немцы, будучи уже на подступах к Москве, теряли остатки бое­вого духа: «Если одна молоденькая девушка может такое, то можно ли вообще победить этот народ?» Начальство о ней докладыва­ло сухо, но всегда представляло к наградам (которые вручал лично Жуков).

Рапорт командира отряда особого на­значения 4-го управления НКВД:

«Анна Камаева, радистка. Принимает непосредственное участие в проведении специальных крупномасштабных диверси­онных акций против немецко-фашистских захватчиков на ближних подступах к Мо­скве».

После войны Анна перевоплотилась еще раз! Из партизанки она превратилась в леди, знающую несколько иностранных язы­ков (снова прошла серьезную разведподго­товку). Вышла замуж на разведчика Михаи­ла Филоненко, с которым познакомилась в приемной маршала Жукова, куда он пришел, как и она, за награждением. Пара была ко­мандирована в Мексику, потом в Латинскую Америку, Бразилию, Чили. Анна была неле­гальной разведчицей в Шанхае. Вся жизнь в дороге. Аэропорты, железнодорожные вокзалы, новые паспорта и имена, встречи, пароли-явки, шифровки центру…

— Дети сначала не говорили по-русски и не знали, что их родители русские, — рас­сказывает друг семьи. — Но когда разведчи­ки возвращались навсегда на поезде в Мо­скву, оба — Аня и Михаил — запели песни на русском. Дети были в шоке: «Папа, мама, вы — русские шпионы?!» Потом они быстро освоили русский язык. Кстати, Анечка везла с собой чемодан денег. Это были… партий­ные взносы, которые они откладывали за границей.

Ева МЕРКАЧЕВА.