Газета "Кишиневские новости"

Азарий ПЛИСЕЦКИЙ: «Если вы с Майей поговорите про англичан, она вам выдаст!»

Азарий Плисецкий — личность в балете легендарная: в профессио­нальных кругах выдающийся ба­летный педагог известен и уважа­ем не менее своей родной сестры Майи Плисецкой. Он сотрудничал с такими балетными гениями, как Ролан Пети или Джон Ноймайер. Работал с Михаилом Барышнико­вым в его Центре искусств в Нью-Йорке и в Американской балетной школе Джорджа Баланчина. Да­вал мастер-классы балетной труп­пе Парижской оперы, театра Ла Скала, Нью-Йорк-Сити балета и во многих других всемирно известных балетных компаниях. И вот Москва, мастер-классы маэстро дает в сво­ей альма-матер, труппе Большого театра, ведь именно отсюда он «ро­дом»: здесь в 1957 году начал свою артистическую карьеру. Помимо всего прочего, Азарий Михайлович еще и интереснейший рассказчик, повидавший на своем веку немало важнейших для балетной истории событий, о которых в эксклюзивном интервью согласился рассказать нашему корреспонденту. И начал свой рассказ, конечно, с великого Бежара, его легендарной компа­нии Bejart Ballet Lausanne и школы-студии «Рудра», с которыми сотруд­ничает уже много лет.

— Много ли русских в труппе Бежара и в его школе?

— Есть. У нас сейчас замечательная танцовщица Катя Шалкина, она с Украины, кончала школу в Киеве, потом училась у нас два года в «Рудре». Совершенно легко вос­приняла новый репертуар, новую эстетику, новую технику, много привнесла для труппы. Сейчас она ведущая танцовщица. Из Питера приезжают ребята; девочку недавно приняли в школу из Вагановской академии с очень хо­рошими данными. Может быть, она тоже ста­нет со временем звездой. Но в основном у нас сейчас 15 или 16 разных национальностей в труппе: из Австралии, Аргентины, Бразилии, из Мексики, США. Но больше всего францу­зов и итальянцев, поскольку им географиче­ски легче к нам приехать.

— У театра Бежара в Лозанне нет сво­его здания?

— А зачем? Я всегда спорил с Наташей Касаткиной и Володей Василевым — они всю жизнь мечтали о своем театре. Столько энер­гии положили на это… А я всегда говорил: «Зачем?» Театр не обеспечишь своим репер­туаром. Чтобы база была хорошая — это да. Залы должны быть. А театр для труппы — это нонсенс, потому что труппа — это как само­лет. Все должно быть в полете.

— Экс-премьер английского Королев­ского балета Сергей Полунин мне расска­зывал, что в Лондоне Бежар не имеет та­кого успеха, как во всем мире.

— Он прав. И в Америке тоже. Не воспри­нимают его там. Так сложилось. А Япония схо­дит с ума. И во Франции, где бы мы ни были. В Италии то же самое. А эстеты английские не воспринимают. Если вы с Майей поговорите про англичан, она вам выдаст… В Америке — там более примитивное восприятие. Они вос­питаны на Баланчине.

— А уровень труппы Бежара по-прежнему такой же высокий, как и при его жизни?

— Высокий. Очень много танцовщиков хотят приехать, просматриваться. Но сей­час на данном этапе труппа состоит из учеников нашей школы-студии «Ру­дра». Это такое естественное по­полнение труппы из собственных ресурсов.

— Тем не менее ведь сейчас в труппе нет такой звезды, как Хорхе Донн, — его знал весь мир.

— Хорхе Донн взлетел в своей из­вестности еще и благодаря фильму Ле­люша «Одни и другие». И, конечно, его исполнение «Болеро» стало знаменитым на весь мир благода­ря этому же фильму. Сейчас таких знаменитостей, как Донн, нет. Хотя ны­нешний директор труппы Жиль Роман, несмотря на то, что он уже сходит со сцены, очень известен. Его приглашают на самые престижные гала. А в основном труппа следует заветам Бежара не выде­лять кого-то как звезд. То есть все равны — и все исполняют все. А Хорхе Донн… Это была тончайшая личность, изумительный человек, внеземной немножечко. Просто такой ого­ленный нерв. И красив как бог. И полностью отданный искусству, Бежару, поэтому Бежар всегда говорил, что «для меня танцовщик — это соавтор». Вы ведь видели спектакль Бе­жара «Дом священника»? Это ответ всему на счет Донна. Это такой гимн ему, он вошел в бежаровский золо­той репертуар.

— Это невероятный хит. Когда его привозили в Мо­скву, на него невозможно было попасть. В Кремль, где 6 тысяч мест, даже по контрамарке сесть было нереально.

— Спектакль довольно часто сейчас исполняется. Там всегда очень хорош был Жиль Роман. Замечательный просто! Жиль с Донном совер­шенно разные: если от Донна ис­ходила аура такая светлая, то от Жиля энергия более отрицательная. Но колоссальная! Вот Бежар хотел из Октавио Стенли сделать звезду. Я помню, когда он его только привел в труппу и сказал: «Мы из него должны сделать за два года великого танцов­щика». Я понял, что это блажь: обаятельней­шая улыбка, но данные…

— Но Бежар на Октавио придумал по­трясающий номер — «Черный орел». И там он был фантастический.

— Но это не его заслуга, а Бежара. Он умел, что говорится, стул заставить танце­вать.

— Как сохраняются бежаровские ба­леты?

— Бежара хватит надолго. Время от вре­мени разные его балеты, конечно, возобнов­ляются — и это основа репертуара компании. Прежде всего это бежаровские хиты, напри­мер, «Болеро», которым часто заканчивают программу, «Весна священная»… Могу ска­зать, что из всех «Весен», которые я видел, — бежаровская, наверное, самая мощная. Он ведь и начал с нее историю труппы в 1959 году. И вся слава бежаровской ком­пании пошла от этого балета. Морис Гю­исман тогда его пригласил в Брюссель. А у Бежара к этому времени была только маленькая труппа — 13 человек. И они соединили три группы: ту, которая была уже в «Театре де ла Моне», бежаровская и еще группа югославов, которых Бежар пригласил. Вот оттуда Душка Сифниос и другие. Соединил этих 46 человек и сделал «Весну священную». Большой же скандал был тогда. И слава разом пришла!

— Это правда, что после смерти Хор­хе Донна Бежар какое-то время запрещал танцевать «Болеро»?

— Нет. Танцевали все время. Я помню момент, когда Бежар решил переделать «Болеро» на мужчину: ведь «Болеро» снача­ла всегда женщина танцевала. А после того как этот балет станцевала Майя, Донн пошел к Бежару и сказал, что тоже хочет это стан­цевать. И тогда Бежар сказал: «Ладно, давай попробуем, мужчину поставим на стол. А кру­гом будут женщины». И сделал этот вариант — был страшный шок! Первый спектакль вы­глядел так: Донн в окружении женщин в длин­ных черных юбках, со всеми этими жестами. Но такой вариант прошел всего один или два раза. Потом был переходный вариант, когда танцовщика окружали и мужчины, и женщины. А сейчас только мужчины.

— Я читал воспоминания, как Майя Михайловна буквально бредила «Боле­ро», мечтала станцевать этот балет. Пись­ма писала Бежару. А почему Жиль Роман «Болеро» никогда не танцевал?

— Табу. Может, чувствует, что не его это.

— Хотел вас спросить по поводу Ро­лана Пети и Бежара… Какие у них были отношения?

— Недружественные. Хотя Бежар, ког­да еще был танцовщиком, работал у Ролана какое-то время. Но они всегда на дистанции держались. Поскольку я работал и с тем, и с другим, я помню, как приехал после Бежара к Ролану. Мы разговаривали, и он спросил: «А Бежар обо мне плохо говорит?» Я говорю: «Никогда!» Конечно, Бежар хитрее. Потому что у Ролана были потоки брани, а Бежар всегда очень сдержан был. Совершенно раз­ные люди.

— А с Нуреевым вы были знакомы?

— Да, мы же параллельно кончали школу. Он в Питере, я — в Москве. И обмен был, и не только на сцене. Даже в Серебряном Бору мы как-то вместе отдыхали — в Доме отдыха Большого театра. По-моему, фестиваль тог­да был — 57-й год. И он приехал, поскольку должен был участвовать в фестивале. Я скон­струировал первый акваплан, там был спаса­тельный катер, и я попросил меня протащить на доске. А Рудик стоял на берегу и аплоди­ровал.

— У них ведь с Бежаром в последние годы испортились отношения?

— Здесь, видимо, нужно напомнить ту давнюю историю, что обсуждалась в свое время всеми мировыми СМИ, вызвала гран­диозный скандал и навсегда рассорила двух балетных гениев, Бежара и Нуреева…

Нуреев как руководитель балета Парижской оперы пригласил великого хореографа поста­вить для его труппы какой-нибудь балет. Бежар поставил «Арепо» (если прочитать это название наоборот, то как раз получится «Опера») и в качестве солиста выбрал своего любимца — танцовщика Парижской оперы Эрика Вю-Ана, который в те времена танцевал также и с труппой самого Бежара. Чтоб помочь ему продвинуться по иерархической лестнице оперы и добиться для него высшего статуса в балетном мире — этуали, он после спектакля, как это и принято по традиции, объявил перед публикой, что воз­водит его в ранг Звезды (ибо этуаль и означает «звезда»). На следующий день Нуреев созвал пресс-конференцию, на которой сообщил, что не одобряет такого продвижения, что сделано оно без его согласия и помимо его воли. В ответ Бежар выступил по французскому телевидению с таким заявлением: «Я обвиняю господина Ну­реева во лжи и в намеренной организации этого скандала с целью, чтобы его имя, отсутствующее в программе спектакля, упоминалось в прессе… Я требую, чтобы незваного гостя выставили из оперы. Прощайте, господин Нуреев».

— И Рудик страшно обиделся, — объ­ясняет мне Азарий Михайлович. — Вю-Ан остался в Парижской опере, а в труппу Бежара приезжал как приглашенный солист. Было это как раз, когда решалась судьба бежаровской компании: труппа уезжала из Брюсселя, где до того базировалась 28 лет. Мы тогда гастро­лировали в Питере. И эту ночь я хорошо пом­ню, когда пришла телеграмма, что все-таки Лозанна выиграла тендер, и труппа будет те­перь базироваться в этом городе. Эрик Вю-Ан в этой питерской поездке гастролировал с нами. И я помню ту ночь, когда все ждали исторического решения. Это был 87-й год.

— В России сложилась парадоксаль­ная ситуация: с одной стороны — Бежар один из любимейших у нас хореографов, а с другой — мы не имеем его хореографии ни в одном нашем театре…

— Довольно давно были вечера в класси­ческом балете Касаткиной и Василева, когда я перенес к ним целую серию номеров с раз­решения Бежара и Ролана Пети — этот самый первый опыт был очень позитивно принят. На­зывался «Вечер западной хореографии». Но с тех пор было сделано мало шагов, чтобы по­казать репертуар такого класса в России. Но, с другой стороны, дирекция и руководитель фонда Бежара Жиль Роман очень скупо раз­решают исполнение бежаровского репертуа­ра вне труппы. Был такой интересный, но и не­сколько печальный опыт, когда Морис Бежар разрешил токийскому балету несколько своих произведений («Весна священная», «Жар-птица» и «Болеро»), и японцы очень здорово это выучили и стали танцевать по всему миру по значительно более низкой цене, лишив та­ким образом основную труппу возможности показывать это в оригинале. Поэтому сейчас очень опасаются такого, я бы сказал, «разбе­жаривания» репертуара.

— Тем не менее у многих наших ком­паний такая мечта сохранилась. В Боль­шом театре, например.

— Не думаю, что это удастся. В лучшем случае это будут солисты Большого театра, участвующие в рамках балета Бежара. Я когда-то тоже с разрешения Мориса в Петер­бурге ставил балет «Бхакти». А потом — «Опус 5». Но опять же это были первые опыты обме­на репертуаром. Сейчас, к сожалению, это не практикуется.

Павел ЯЩЕНКОВ.