Газета "Кишиневские новости"

Наш спецкор побывал в колонии «Вологодский пятак» для самых страшных убийц

Недавно в колонию «Вологод­ский пятак» на острове Огненный (где отбывают наказание приго­воренные к смертной казни, ко­торым она была заменена на по­жизненное осуждение) пришел запрос от священнослужителей. Они просят отыскать в одной из самых страшных тюрем России мощи праведника Феофана, ци­тирую, «для возможной после­дующей канонизации».

Весь остров-колония — в мощах святых, а там, где сейчас камеры смертников, раньше были мона­шеские кельи. Последние наход­ки в «Вологодском пятаке» снова заставили заговорить о том, что­бы перепрофилировать его об­ратно в монастырь. Но нужно ли это делать? В конце концов, разве не было осквернено намоленное веками место, когда здесь появи­лась первая тюрьма для «врагов народа»? Наш обозреватель от­правилась на остров, чтобы раз­гадать загадки самой необычной колонии для осужденных к по­жизненному лишению свободы и услышать истории из уст самых страшных ее маньяков.

Вещий сон Ивана Грозного

Добираться до «Вологодского пятака», что километрах в 50 от Белозерска, непросто. Дороги асфальтированной нет, кругом колдо­бины. Но зимой хотя бы мост, соединяющий остров и материк, крепок и не шатается…

500 лет назад по пути, который сейчас преодолеваем мы, прошел святой старец Кирилл. Богородица, согласно житию свя­того, дважды являлась ему и указывала на это озеро. Кирилл поселился на острове, и вскоре потянулись к нему единомышленни­ки, прослышав о делах его праведных, и так появился тут монастырь.

Тишина и благодать царят на острове. Сопровождающие рассказывают, что за 500 лет каких только чудес тут не бывало. Сам Иван Грозный пожаловал в 1584 году мона­стырю 1 тысячу целковых, много церковной утвари и 11 деревень вдоль берегов озера. А все потому, что приснился ему вещий сон, в котором здешний праведник Кирилл на­казал не ходить в палату совещаться с боя­рами. Царь не пошел и тем самым спас себе жизнь (в палате рухнули своды). В 1721 году на острове, в монастыре, побывали Петр Пер­вый и Екатерина Первая.

Сугробы доходят почти до уровня колю­чей проволоки. Зеленый забор, КПП. Внутри — старые монастырские постройки. Когда сюда приехал экс-глава ФСИН России Алек­сандр Реймер, то пообещал, что все снесет и построит на этом месте современную коло­нию. Сотрудники уверяют, что так и сказал: «Я сделаю из этого говна конфетку». Не успел, сам попал за решетку… Но, может, к лучшему, что колония сохранилась в том самом мона­стырском виде? Иначе потеряла бы она свой дух, свою уникальность. А цивилизация сюда все-таки потихоньку пришла после рекон­струкции 2011 года.

— Я здесь почти 20 лет, — рассказывает один из арестантов. — Когда приехал, у нас в камерах не было даже умывальников и унита­зов. Нужду справляли в ведро, которое сами ежедневно выносили, мылись в помещении, где стояли рукомойники…

Сейчас камеры мало чем отличаются от московских (некоторые даже на порядок луч­ше). Появились канализация, водопровод, но колония по-прежнему отапливается углем и дровами. Горячей воды в каждой камере пока нет, но есть она в бане, которая положена раз в неделю.

Мы идем по корпусам, и то и дело попа­даются фрески с иконами. Некоторые из них уже отреставрированы, другие только про­глядывают из-под многолетних слоев краски и штукатурки.

Часть помещений — с белокаменными сводами, а некоторые камеры рассчитаны на одного жильца и напоминают кельи.

— Но тут есть камеры по 40 кв. м, в ко­торых размещается всего лишь по 2–3 осуж­денных, — поясняет замначальника УФСИН по Вологодской области. — Так что европей­ская норма в 4 кв. м на человека тут даже пре­вышена во много раз.

И все же желающих жить по одному в ма­ленькой камере намного больше, чем готовых к совместному проживанию с кем-то в «хоро­мах». Сотрудники считают, что одиночество выбирают те, у кого все хорошо с деньгами на лицевом счету и передачками от близких, потому что элементарно не хотят делиться с сокамерниками. Но сами арестанты говорят, что наедине с собой быстрее приходишь к Богу. Рассказывают, как видели образы свя­тых, которые якобы приходили к ним, чтобы смыть кровь с их рук… Нечто подобное, кста­ти, рассказывал и Иван Грозный.

Первые выжившие

Начальник «Вологодского пятака» Владимир Горелов поселился на острове еще раньше, чем тут появилась тюрьма для пожизненно осужденных. Первых смертни­ков привозили и размещали в казематы на его глазах.

— Помню, как это было, во всех деталях, — рассказывает Горелов. — Первый этап при­был в марте 1994 года. 17 человек. Я помогал начальнику караула, организовывал охрану. Обратил внимание, что в основном это люди среднего возраста, и они были не удручен­ными, а наоборот, на позитиве. Это потому, что каждый из них изо дня в день ожидал рас­стрела (некоторые ходили под «вышкой» по три года) — и тут вдруг им даровали жизнь. Каждому смертная казнь была заменена на пожизненное отдельным указом президента. Вы знаете, за все годы, что я работаю здесь, я не видел ни одного осужденного, который бы жалел, что его не расстреляли. Хотя мно­гие писали в жалобах в разные инстанции, что смертная казнь была бы для них лучшей до­лей, чем пожизненное заточение. Но это игра, манипуляция, чтобы добиться каких-то льгот или пересмотра приговора.

Впрочем, вспоминает одного арестан­та, чеченца по национальности. Дело было в 1995 году. Парень никогда ни на что не жало­вался, но в один из дней его нашли мертвым в камере с ножевым ранением горла. Оставил записку: «Это мой выбор. Прошу никого ни в чем не винить». За все время существова­ния тюрьмы для пожизненно осужденных на острове Огненный это единственный (!) слу­чай самоубийства.

Но не только этим выделяется колония на фоне других. Осужденные к пожизненному сроку здесь не ходят «уточкой» (поза, когда человек сильно согнут, и его голова между коленями). И вообще кажется, что тут к ним относятся гуманнее, чем в других тюрьмах для смертников. Причина опять же в святом месте?..

Сейчас в «Вологодском пятаке» — 180 арестантов. Из того, самого первого этапа 1994 года осталось четверо (было, напомню, 17) — Алексей Федоров, Николай Сергачев, Николай Пшеничников и Валерий Отс. Что сталось с остальными? Кого-то перевели в другую колонию, кто-то умер.

Все четверо чувствуют себя неплохо, но некоторые уже забывают, за что они, соб­ственно, тут оказались… «Убил вроде кого-то», — говорит один из старожилов. Но кого? На острове они уже 24 года, а всего в заклю­чении — и того больше, лет по 28–30 (пока шли следствие и суд, пока ждали исполнения смертного приговора). В основном все они — первые советские бандиты, которые грабили да убивали на городских улицах.

Как развести батюшку

Тюремщики говорят: хочешь понять, ис­тинно ли пришел к вере и раскаянию осуж­денный — узнай не то, сколько раз в день он молится, а работает ли он.

Статистика «Вологодского пятака» не­плохая (такой нет ни в одной колонии для смертников): треть всех заключенных тру­дятся. Заняты на швейном производстве. У них тут две смены: первая — с 7.30 до 16.00, вторая — с 15.15 до 23.30. Недавно смертни­ки сшили форму для руководящего состава крупной дорожной компании: 280 сложных, с «молниями», росписями, костюмов потрясаю­щего качества.

— У нас есть такие, кто зарабатывает по 15–18 тысяч, — говорит начальник. — 25% остается им на расходы, остальное — в счет погашения исков потерпевшим или на оплату коммунальных услуг колонии. Миллионные иски имеют почти все. Но вот платить по ним две трети не хотят, потому не работают. А себе на чай-колбасу-сигареты в тюремном ларьке они зарабатывают, спекулируя своей верой в Бога. Некоторые осужденные переписыва­ются одновременно с 30–40 храмами, имея постоянный доход от 5 до 100 тысяч рублей, из которого мы по закону не можем ничего вы­читать на выплату исков потерпевшим.

Сотрудники объясняют, как это выглядит: осужденный пишет, что ему нужны книги, руч­ки, одежда и т.д. В храмах, чтобы не замора­чиваться с пересылкой всех этих предметов, предпочитают послать некую сумму денег ему на лицевой счет колонии. Это может быть и 500 рублей за раз, и 10 тысяч. На эти деньги они покупают деликатесы, выписывают гла­мурные журналы…

— Вот читаем письмо от батюшки из Москвы, — Горелов распечатывает конверт — право на это имеет, ибо вся переписка проходит цензуру. — Осужденный обратился к нему в храм, потому что якобы у него есть долг перед государством в сумме 7 тысяч. Написал, что если погасит иск, то Абхазия его заберет для отбывания наказания. Батюшка уточняет, так ли это. Не так, конечно! Разводит он святого отца…

Я при встрече говорю батюшкам: «Вы развращаете осужденных, и они не хотят ра­ботать. В итоге вы делаете злое дело: потер­певшие, родители убиенных детей или дети убиенных родителей не получают ни рубля». Более того, такие осужденные подбивают других бросить производство: «Надо головой зарабатывать, а не руками».

«Я не убивал Михаила Круга»

В тюрьме тем временем — обед.

Меню для смертника на понедельник:

Завтрак. Каша овсяная вязкая молочная, хлеб, чай с сахаром.

Обед. Щи на мясном бульоне, гуляш из мяса птицы, макароны отварные, хлеб, ком­пот.

Ужин. Консервы рыбные «килька в томат­ном соусе», картофель отварной, хлеб, чай с сахаром.

Килька в томатном соусе дается на ужин 4 раза в неделю. Но если не считать этого, то меню довольно разнообразное. Есть и биточ­ки рыбные, и горохово-картофельное пюре, и овощное рагу, и рассольник… Два раза в не­делю дают яйца.

— Голодом не морят, как раньше, — как выразился один осужденный.

Когда это «раньше», не уточнил, но еще лет десять назад с провизией в тюрьме было, по слухам, туго. Однако не хлебом единым, как говорится. В камеры периодически при­носят проигрыватели с фильмами. Репертуар, правда, оригинальный — в основном это кино­ленты про Чапаева и Ленина… Но телевизор практически в каждой камере ловит несколько каналов.

— Во 2-м корпусе не разрешают телеви­зоры и радиоприемники, — неожиданно вы­дает осужденный Александр Агеев.

С чем это связано, непонятно, но адми­нистрация обещает все исправить. Меж тем Агеев (в общей сложности 26 лет провел за решеткой) вряд ли лукавит — не из тех он. Рас­сказывает, что криминальной субкультуры тут нет, «смотрящих» нет:

— Администрация хорошо контролирует ситуацию.

Агеева периодически мучают вопросами, зачем он убил шансонье Михаила Круга. Он настаивает, что не имел к его смерти никако­го отношения. И это тоже правда. По случай­ности, он полный тезка другого Александра Агеева — из банды «Тверские волки», которо­го опознала жена погибшего Круга.

— А я тут не за Круга. Я — за помощника первого заместителя генпрокурора, за на­чальника налоговой полиции Тамбова и егеря. Вины не признал и не признаю. Нет никаких отпечатков пальцев, нет следов пороха. Но я понимал, что слишком высокопоставленные люди, так что и шансов на оправдание у меня нет, тем более с моим прошлым. Это мой крест, я должен пройти этот путь.

Тех, кто, как Агеев, считает себя невино­вным, на Огненном острове — единицы. На­верное, им сложнее всего. Вот Агеев считает, что не доживет до УДО, хотя ему сейчас всего 57 лет. А если так, то путь закончится на клад­бище на материке в трех км.

«И все же состариться и умереть за ре­шеткой не страшно, — говорит осужденный Олег. — Помните слова Василия Шукшина: «Не старость сама по себе уважается, а про­житая жизнь. Если она была». А у многих из нас ее не было. Зато сейчас появилась вера».

Праведник Феофан, мощи которого ищут в «Вологодском пятаке», такой верой обладал. Когда он прибыл в монастырь на острове Огненный, там было всего 10 иноков, царило запустение. А спустя годы благодаря ему монастырь расцвел, слава о старце Феофане дошла до государя, но сам он по-прежнему работал в поле, носил самую бедную одежду и учил всех смире­нию. Может, если мощи его отыщут, вме­сте с ними придет это самое смирение ко всем смертникам «Вологодского пятака»?

Ева МЕРКАЧЕВА.