Газета "Кишиневские новости"

Что ждет Европу в 2017-м и в последующие годы?

Несмотря на драматические со­бытия последних лет, Евросоюз остается важнейшим соседом и партнером России. Уходящий год был непростым для единой Евро­пы, получившей серьезный удар в виде британского референдума о выходе из ЕС. Что ждет общеев­ропейский дом в будущем? Какие новые вызовы ожидают его? И с какой Европой лучше иметь дело России? Об этом говорили отече­ственные эксперты, представляю­щие крупнейшие «мозговые цен­тры».

«Победа Трампа будет влиять на евроинтеграцию очень положительно»

— Часто у нас в стране можно услышать мысль, что Евросоюз находится чуть ли не на грани распада: только ткни — и он разва­лится. Между тем, как показывают недавно опубликованные в Spiegel результаты соци­ологического опроса Фонда Бертельсмана, жители Европы стали позитивнее относить­ся к членству их стран в ЕС. В среднем по Евросоюзу за членство в ЕС высказались 62% респондентов. В каком же состоянии находится Европейский союз? Правы ли те, кто предрекает ему скорый конец?

Надежда АРБАТОВА, заведующая отде­лом европейских политических ис­следований ИМЭМО РАН:

— Первое, на что я обратила бы внима­ние: несмотря на все старые проблемы и новые вызовы, Евро­союз остается самым уникальным интеграционным проектом. Ниче­го равного в мире нет. Второе: ЕС — это глав­ный рынок для российского экспорта. Поэтому меня поражает то злорадство, с которым мно­гие политики и представители СМИ предска­зывают Европейскому союзу гибель. Потому что его распад не в наших интересах. Что ка­сается тех проблем, которые стоят перед ЕС, то они начались не сегодня. Главный кризис — это дефицит демократической легитимности, разрыв между европейскими гражданами и руководством, между политиками националь­ными и брюссельскими. Это началось, на мой взгляд, с того, что не была продумана страте­гия расширения ЕС. Существовали три точки зрения: французская (необходимо сначала углубить союз и только потом перейти к рас­ширению), английская (сначала расширение, а потом углубление) и немецкая (можно де­лать безболезненно и то и другое параллель­но). Была принята последняя точка зрения — но этого не удалось сделать. Есть внешние факторы, которые влияют на развитие евро­интеграции. И то, что мы видим сегодня, это реакция на эксцессы глобализации. И избра­ние Трампа — это однопорядковое явление. Есть и внутренние факторы, но, поскольку все взаимосвязано, полагаю, что победа Трампа в США будет влиять на евроинтеграцию очень положительно, она усилит тенденцию к един­ству и консолидации.

Николай КАВЕШНИ­КОВ, заведующий кафедрой интегра­ционных процессов МГИМО:

— Разговоры о том, что Евросоюз сейчас развалится, слабо связаны с реально­стью — но он должен измениться. Экспер­ты говорили об этом уже на протяжении последнего десятилетия, а последние полтора-два года начинают в откры­тую говорить и европейские политики.

Да, системный кризис ЕС имеет своей причиной как набор внутренних дефектов кон­струкции, так и внешних шоков, которые обна­жили внутренние дефекты и заставили о них призадуматься. Да, есть проблема легитимно­сти — и ее испытывает не только Евросоюз, но и национальные политические системы стран Европы, что очень хорошо видно в последние годы, когда все большее влияние получают не­системные силы — ультраправые или просто популистские партии. Среди внутренних фак­торов — и спровоцированное расширением ЕС на Восток резкое усиление разнородности внутри союза: где-то вовсю развивается по­стиндустриальная экономика, а где-то до конца еще не состоялась индустриализация. Разноо­бразие есть и в плане стабильности и эффек­тивности политических систем. И безусловно, сказываются внешнеполитические шоки: кри­зис идентичности, в том числе связанный с наплывом мигрантов, кризис дестабилизации всей системы глобальных международных от­ношений. В этой связи у Евросоюза имеются две альтернативы. Пойти по пути централиза­ции (реакция на Трампа и на то, что в Европе воспринимается как российская угроза). Но в то же время ряд стран ЕС не готовы на даль­нейшую централизацию. И в этой связи более вероятно продолжение тренда на формирова­ние ЕС как системы ядра (страны-основатели под руководством франко-германской оси) и периферии.

«У любого организма бывают заболевания»

Александр ТЭВДОЙ- БУРМУЛИ, доцент кафедры интеграци­онных процессов МГИМО:

— Поддержка евро­пейского проекта в целом идет волнами. Если мы посмотрим на элиты, то большин­ство из них — даже греки — далеко от Евросоюза отползать не со­бираются. К ЕС есть много претензий. Даже в случае Brexit надо понимать, что Британия — страна с очень специфическим политическим бэкграундом. И переводить случай «Брексита» на континент неправильно. Пока мы можем считать Brexit неким отклонением, которое почти не подтверждает тенденцию. Если по­смотреть на тех, кто может стать элитой, — где-то это будет AfD (Alternative für Deutschland, «Альтернатива для Германии» — евроскепти­ческая партия — «МК»), где-то «Национальный фронт», — надо понимать вот что: неясно, на­сколько успешным будет политический забег для правых популистов, которые, казалось бы, являются евроскептиками. Если мы посмотрим на Францию, то там будет два тура президент­ских выборов — и, скорее всего, во втором туре никто не даст Ле Пен победить. Если взглянем на Германию, надо понимать, что AfD набрала на выборах в Бундестаг 4,8%…

Екатерина ТИМО­ШЕНКОВА, ведущий научный сотрудник Института Европы РАН, зам. руководи­теля Центра герман­ских исследований:

— …в 2013 году. А на земельных выборах они набирают гораз­до больше. И «Аль­тернатива для Германии» будет в Бундестаге, наберет от 10 до 15%. И от того, сколько она наберет, зависит, какая будет коалиция на фе­деральном уровне. С AfD, понятно, никто не будет кооперироваться, но вопрос в другом: сколько голосов она оттянет, смогут ли ХДС/ ХСС с социал-демократами создать «боль­шую коалицию»? На сегодняшний день у них это может получиться. Но выборы в Берлине в сентябре показали, что если «Альтернатива для Германии» набирает более 15%, «большой коалиции» может не получиться. Тогда придет­ся заключать союзы, которых раньше не было. Еще вопрос, что будет с AfD через 4 года. Есть несколько вариантов. Миграционный кризис никуда не уходит, поэтому у «Альтернативы для Германии» всегда будут избиратели, голосую­щие за нее. Если AfD эволюционирует в консер­вативную силу наподобие ХСС, то она всегда будет набирать свои 10–15%.

Александр Тэвдой-Бурмули:

— Это хороший пример: AfD имеет пер­спективы, но насколько она может влиять на европейский курс Германии — вопрос откры­тый. Это же касается и Австрии, где на пост президента претендовал правопопулистский политик Норберт Хофер. Но даже в случае по­беды он ничего бы не изменил. И там ресурс не столько антиевропейский, сколько антими­грантский. Поэтому если посмотреть на тех, кто будет решать судьбы Европы, они так или иначе настроены проевропейски. Другое дело, хватит ли у них надолго ресурсов? Да, системный кри­зис в Евросоюзе есть, но нет приводного ремня к развалу союза.

Николай ТОПОРНИН, доцент кафедры ев­ропейского права МГИМО:

— Мы всегда предъ­являем ЕС завышен­ные требования, го­ворим: это плохо, то плохо. Действитель­но, есть масса про­блем. Но что можно сказать про другие интеграционные проекты? Например, про нашу евразийскую интегра­цию? Мы должны воспринимать ЕС как живой организм, который развивается. У любого ор­ганизма бывают заболевания, это совершенно нормальный процесс. То, что сегодня есть ми­грационный кризис, — это очевидно, элита (в первую очередь германская) неадекватно от­реагировала. Хотя если говорить в целом, то с гуманистической точки зрения это правиль­ный подход: помочь людям, попавшим в беду. Мы же постоянно педалируем эту тему, будто это грандиозная ошибка, из-за которой раз­валится Евросоюз. Нам стоит смотреть на это по-иному: немцы протянули руку попавшим в беду людям…

Екатерина Тимошенкова:

— А теперь они об этом жалеют. 78% на­селения считают, что Меркель совершила ошибку.

Николай Топорнин:

— Но политические настроения меняются, люди могут клюнуть на ту или иную приманку. Да, мигранты не всегда ведут себя хорошо. Да, это другая культура, другая идеология, другая религия, незнание немецких обычаев.

И когда мы говорим о кризисе Евросоюза, следует отделять мух от котлет. Европейские чиновники всегда говорят, что есть кризисные явления. Они говорят, что ищут ответы, ищут решения. С чем мы сравниваем ЕС? С Россий­ской Федерацией? С Китаем? Давайте сравни­вать тогда с соотносимыми величинами. Если сравнивать с Америкой, то Евросоюз разви­вается не хуже. Глобального экономического кризиса ни в еврозоне, ни в остальных странах ЕС нет…

«Нас будет сильно колбасить»

— Хотелось бы вернуться к тому, о чем Надежда Константиновна Арбатова говори­ла в начале дискуссии: о том злорадстве, которое присутствует у нас, когда рисуются картины скорого развала Евросоюза. Если предположить, что такой крах реален, то с чем лучше иметь дело России? С единой Европой? Или ее обломками в виде отдель­ных национальных государств?

Александр Тэвдой-Бурмули:

— Если говорить о политическом аспекте, возникает, с одной стороны, окно возможно­стей для Кремля, с другой стороны, возникнет очень много новых вызовов, на которые при­дется как-то реагировать. Сейчас мы имеем дело с консолидированной политикой 28 стран в отношении России, а так все будут выстраи­вать свои линии. Где-то будет лучше, где-то — однозначно хуже. Надо понимать, что Брюс­сель каким-то образом микшировал все эти колебания и давал нам взвешенный итоговый продукт. А так нас будет сильно колбасить. И построение внешней политики в этом плане бу­дет усложнено, и появятся вызовы, которых мы еще не видели. С экономической точки зрения надо понимать, что для российских торговцев удобнее иметь дело с консолидированным рынком. Хотя понятно, что если какие-то эле­менты этого рынка будут выведены из ЕСов­ского механизма антидемпинговой защиты, нам будет лучше. С другой стороны, в случае развала ЕС возникнут проблемы с экономикой, рынок в целом упадет и востребованность в на­шем основном продукте снизится. Суммируя, скажу, что вряд ли Россия сильно выиграет, если ЕС развалится.

Надежда Арбатова:

— Есть у нас представление, что евроскеп­тики обязательно настроены пророссийски. Но посмотрите на Качиньского — евроскептик и антироссийски настроенный политик. Мы мо­жем понять, почему праворадикальные партии заинтересованы в поддержке со стороны Рос­сии, — они хотят респектабельности. Но поче­му мы их поддерживаем?

Николай Кавешников:

— Я хотел бы напомнить об официальной позиции РФ, которая формулируется так: Рос­сия заинтересована в существовании сильно­го Европейского союза. И это так, потому что гипотетический распад ЕС несет гигантские риски. А возможности — скорее, виртуальные. Ну, ладно, Евросоюз гипотетически распадется — и что, НАТО тоже гипотетически распадется? Что касается интенсивных контактов с евро­скептическими партиями, которые наблюдают­ся последние два года, то партии эти, конечно, специфические, но мы с ними сотрудничаем, потому что они готовы с нами сотрудничать. Другие партии не готовы — как только систем­ные уважаемые партии европейских стран бу­дут готовы с нами сотрудничать, Москва тоже возобновит с ними взаимодействие.

Надежда Арбатова:

— Есть евроскептики, которые включены в мейнстрим, а есть евроскептики-маргиналы. И евроскептические маргинальные партии пытаются заигрывать с Россией, найти здесь поддержку.

Николай Кавешников:

— А Национальный фронт во Франции — это маргинальная партия?

Надежда Арбатова:

— Сегодня это не маргинальная партия, но имеющая очень неприличный привкус. И я думаю, что партии Ле Пен не дадут прийти к власти. Очень тревожный симптом, что и На­циональный фронт, и «Альтернатива для Гер­мании» входят в мейнстрим.

Николай Кавешников:

— Подводя итог, заметим, что Евросо­юз был, есть и будет существовать. И России надо стараться выстраивать с ним отношения. Точно так же, как и Европейскому союзу надо пытаться выстраивать отношения с РФ, воз­можно, на каких-то новых основаниях.

Подготовил Андрей ЯШЛАВСКИЙ.