Газета "Кишиневские новости"

Алексей УЧИТЕЛЬ: «А вы знали, что император очень любил кино?»

НА днях в Омске начал работу вто­рой национальный фестиваль кинематографических дебютов «Движение». Фильмом открытия стала мелодрама Алексея Учителя «Восьмерка» — киноверсия однои­менной повести Захара Прилепи­на (первая экранизация в карьере писателя) про любовный треуголь­ник «девушка-омоновец-бандит». Сам Алексей Ефимович хоть давно не дебютант, к молодому кино по- прежнему неравнодушен.

— Алексей Ефимович, в «Восьмерке» у вас — канун 2000 года. Сегодня, получает­ся, это уже ретро. Ведь жизнь в России за 14 лет не раз значительно изменялась.

— Эти изменения видны в Москве и Пе­тербурге, а если вы отъедете в любой город — там на дорогах те же «восьмерки», а люди в тренировочных костюмах и кожаных куртках. Ночные клубы такие же. В них та же музыка. Так что изменения есть, но многое осталось и из тех времен.

— А ОМОН?

— Я ОМОН плохо знаю — что нынешний, что прошлый. Он меня мало интересовал как структура. Меня интересуют конкретные люди. Например, такие, как Захар Прилепин, который на самом деле два года служил в ОМОНе и по сути в этой повести описал себя. Те события, которые сам пережил. Один из конфликтов повести и фильма в том, что в та­ком месте — а это некий образ промышленно­го города — тебе просто некуда податься. На завод? Его вроде закрывают. Остается только два пути: или в бандиты, или в полицию.

— Вот и выходит, что любовь для ва­ших героев — единственное спасение.

— Про это кино и есть.

— «Восьмерка» открывала фестиваль «Движение» в Омске. Название подходя­щее: у вас тоже герои не знают ни секунды покоя.

— Дело не в названии. Это же фестиваль дебютного кино, а мне всегда интереснее с молодыми, у них много искренности. В нашей среде сегодня это редкость. Мы не умеем ра­доваться за других, только смаковать чужие неудачи. Есть и какая-то разрозненность, не­желание общаться. Каждый словно сам по себе.

— Тогда кинематографисты не сильно отличаются от омоновцев в вашем филь­ме.

— Мы, слава богу, пока морды друг другу не бьем.

— А вы специально снимали так, что самым благородным выглядит не один из четверки омоновцев, а персонаж Артура Смольянинова? Хотя он, по сути, обычный бандит.

— Я не хотел делать из него совсем уж бандита. Наоборот, стремился показать его нормальным человеком, который если и имел какое-то темное прошлое, то, как многие к концу девяностых, успел немного ассимили­роваться. Да, он занимается бизнесом. Может быть, там не все чисто. Что, если он бандит, то не может и влюбиться по-настоящему?

— Белая «восьмерка», на которой ез­дят главные герои, собирает историю в единое целое. А как машина вела себя на съемках?

— У нас было три машины в разных со­стояниях. Она же в кадре постепенно меняет облик с каждой царапиной и происшествием. К тому же у нас было много трюковых съемок: мы ее били, ломали, крушили, переворачива­ли. «Восьмерку» я знаю хорошо — в свое время шесть лет откатался точно на такой же, причем именно белой. Она мне безумно нравилась, считалась в те времена пижонской. Однажды у меня был случай, когда я после каких-то съе­мок начал выезжать на «восьмерке» из гаража, слишком резко покатил назад, ударил по тор­мозам — а их нет. И я въехал в гараж напротив. Я потом вспоминал, анализировал: неужели и мне тогда подрезали тормоза, как одному из героев в нашем фильме? Но там другая исто­рия случилась: меня долго не было, тормозные шланги потрескались, и вытекла тормозная жидкость. У меня много связано с этой ма­шиной, было приятно видеть ее на площадке. Да и четверке героев она подходит, особенно когда они разом в нее забираются.

— Это точно: машина тесная, как бер­цы.

— Ну ничего: в тесноте, да не в обиде.

— А как дела у вашего следующего проекта — «Матильды Кшесинской»?

— Вот-вот начинаю съемки, при этом до сих пор не утвердил актрису на главную роль. Уже больше года ищу, попробовал очень мно­го российских актрис и несколько иностран­ных. А главного героя, императора Николая II, будет играть один из самых известных евро­пейских актеров — Ларс Эйдингер. Ведущий актер берлинского театра «Шаюбине», кото­рым руководит Томас Остермайер. Я Ларса видел года три-четыре назад, когда он при­езжал на гастроли с «Гамлетом», и еще тогда он меня поразил. Я прилетел в Берлин, чтобы попробовать его на совершенно другую роль. И он справился с пробами блестяще. А потом я подумал: какое у него поразительно русское лицо! Что для немца очень странно. Хотя меня не волнует — немец он, англичанин или еще кто. Главное, что он совершенно потрясаю­ще создает образ. Сейчас Ларс занимается активно русским языком, хотя я не верю, что произойдет чудо и он заговорит свободно. А в любом другом случае его придется дубли­ровать, чего мне бы не хотелось. Вообще же мне хочется создать образ Николая, сильно отличающийся от традиционного. Обычно Николая представляют как человека безволь­ного. А это не так. Просто он был персоной негромкой, скромной, но он сделал великие дела для России.

— Например?

— Когда его папа, Александр III, умер, Николаю достались в наследство четыре мил­лиона рублей — огромнейшие деньги по тем временам. И он все до копейки пожертвовал на детские дома в России. К 1915 году 80% населения России было грамотным, а когда Николай пришел, эти цифры не превышали 30%. Он ввел детские сады по всей стране. В 1913 году Россия была первой в Европе и второй в мире по ВВП. Впереди Англии, Гер­мании и всех прочих. Это было процветающее государство! Николай выигрывал войну, и в 1916 году считали, что она уже совсем скоро закончится. Потрясающе подбирал команду управленцев — взять хотя бы того же Сто­лыпина. Я уж не говорю, что он очень любил английский язык — свободно говорил на нем, писал, общался со своей супругой Алексан­дрой Федоровной. Вот женщины влияли на него, это правда. И Матильда, и Александра Федоровна. Плюс несчастье с сыном очень негативно действовало. А дальше — уже стечение обстоятельств. А вы знаете, что он безумно любил кино? Он одним из первых у себя поставил проектор. Киномеханику пла­тил большие деньги, любил его, считал чуть ли не полусвятым. Даже когда случилась беда и царскую семью отправили в Тобольск, ему разрешили с собой взять проектор.

— Что за фильмы смотрел импера­тор?

— Сейчас активно ищу названия. Извест­но, что он любил смотреть хронику. А первая хроникальная съемка в России была сделана как раз на коронации Николая II. Мы впервые покажем эти грандиозные эпизоды: и коро­нацию, и давку на Ходынке. Для этих целей уже построена уникальная декорация: макет Успенского собора почти в натуральную вели­чину. Мы не могли нигде выбрать нужный по размеру павильон, даже на «Мосфильме», — в итоге разместились в Питере, на бывшем во­енном заводе, в двух огромных цехах. Это бу­дет очень масштабная картина, хотя в фильм попадет довольно короткий промежуток: от смерти Александра III до как раз коронации и Ходынки. Но события, которые уместились в этот период, их плоды мы пожинаем до сих пор. Вот что мне было важно.

Никита КАРЦЕВ.