Газета "Кишиневские новости"

Выпускница психоневрологического интерната: «Прилепили диагноз, и жизнь поломана…»

Дом ребенка — детский дом-интернат — психоневрологический интернат. Вот типичная линия жизни ребенка-инвалида, от которого родители отказались сразу после его появления на свет. Такая безнадежная судьба без всяких перспектив ждала и Галю Зернову, но она смогла переломить этот алгоритм. Сегодня девочка, которой ставили диагноз «умственная отсталость», стала студенткой Академии изящных искусств во Флоренции.
О том, что она покорила свой очередной Эверест, я узнала из поста в Фейсбуке, где благотворительный фонд «Адреса милосердия» объявил сбор средств: «У нас классная новость о Галочке Зерновой, о которой многие знают, читали на просторах Интернета. Вырваться из стен ПНИ, получить среднее образование здесь, и теперь — далеким маяком светит высшее образование в Италии. Многие сопереживали «Золушке из ПНИ», которая теперь круто меняет свою жизнь, помогали материально, за что всем огромное спасибо! Сегодня стало известно — Галя поступила в Академию изящных искусств во Флоренции. УРА! Это был настоящий трэш, потому что самое сложное в Италии — не просто сдать экзамены, а собрать документы на обучение! Пройдена огромная часть пути. Главная. Осталось немного. Но без вашей помощи это непреодолимо. Стоимость обучения в Академии 1800 евро в год. И вот этих денег пока нет. Свяжитесь с нашим Фондом, если у вас есть возможность помочь Гале осуществить мечту».
Люди отозвались, и деньги были собраны меньше чем за неделю. Сейчас Галя оформляет студенческую визу и, когда выйдет этот материал, уже будет лететь в Италию.
Галя маленькая, как воробей, про таких миниатюрных девушек говорят «метр с кепкой». У нее проблемы с тазобедренными суставами, из-за чего Галя ходит вперевалочку, и некоторая асимметрия лица. Вот, собственно, и все врожденные изъяны, которые стали причиной того, что ее родители еще в роддоме написали отказ от дочери.
— Я ведь родилась еще в советское время. Тогда с людьми не церемонились. Либо строишь светлое будущее, либо ты враг народа. Врачи убеждали родителей отказаться. Это была система. Вперевалку ходишь, с позвоночником не пойми что — никто не хотел особо разбираться, — буднично замечает Галя. — У меня нет другого объяснения. Прилепили диагноз — и вся жизнь человека поломана.
— Помню себя с четырех лет, — говорит Галя, — с того момента, как меня из дома ребенка перевели в детский дом для детей-инвалидов. Это, конечно, обрывочные воспоминания. Самое яркое — момент крещения, когда зимним днем нас всех собрали в зале, пригласили священника, и он провел обряд. А дальше — как ластиком стерли.
— Про родителей что-нибудь знаете?
— Если честно, никогда не пыталась узнать и тем более искать. Я всегда считала: раз так получилось, что они решили от меня отказаться, пусть так и будет. Фамилию, имя, отчество родителей я узнала не сразу, а лишь когда впервые пришлось ехать за границу. Там это нужно было для анкеты. Ребята, которые раньше меня оформляли визу, мне сказали: «Галя, сирота не прокатит! Тебе придется указать данные родителей!» Документы хранились в отделе кадров. Я пришла и честно сказала, для чего мне это нужно. Мне выписали их фамилии и инициалы. Может быть, они живут в Москве, даже через дорогу от меня — это уже неважно.
— Мне всегда казалось, что каждому ребенку нужен дом, мама. Неужели вы об этом никогда не думали?
— Думала, конечно, как все нормальные дети. Учителей, которые ласково к нам относились, мы называли мамами. Есть дети, которые до какого-то момента росли с мамой, а потом что-то их разлучило: смерть, болезнь или обстоятельства. Это одна история, а когда ты растешь один — совсем другая и, поверьте, первый случай намного сложнее, потому что у тебя есть картина другой жизни, ты можешь сравнивать. У меня такой возможности не было.
— Галя, а хотелось, чтобы кто-нибудь взял из детдома в семью?
— Были такие моменты в раннем детстве. Я очень рано повзрослела. Лет в семь-восемь я уже понимала, что никто не придет и не удочерит. Придется с этим как-то жить. Буду расти одна и идти по жизни тоже одна. Никого из нас не удочерили и не усыновили. Это бы запомнилось.
— Галя, у вас много тяжелых воспоминаний той поры?
— Я была как все. Где-то подраться, постоять за себя — без этого в интернате никак. Если не появится оскал, тебя затопчут. Были драки между классами: кто сильнее? Вспыхивали конфликты — всякое случалось.
— Чего вы больше всего боялись?
— Попасть в психбольницу, потому что это клеймо на всю будущую жизнь. Это ломает, там трудно сохранить в себе личность. Дети, которых отправляли в психбольницу, возвращались другими: замкнутыми, заторможенными.
— А когда проявились способности к рисованию?
— Я в детстве решила для себя, что вырасту и стану художником. У нас была очень добрая учительница Наталья Владиславовна. Ее любил весь детский дом. Мы бегали к ней рисовать, считали за счастье просто побыть рядом — нам всем была нужна отдушина.
— Галя, а какое образование давали в ДДИ — интернатах для детей с умственной отсталостью?
— Мы учились в коррекционной школе. Нам преподавали на элементарном уровне. Умеешь читать, писать и считать до ста — достаточно! Большинства предметов, которые есть в обычной школе, там не было.
— В 18 лет воспитанников ДДИ автоматически переводят в психоневрологические интернаты, про которые слышишь всякие ужасы. Как правило, это путевка в один конец.
— Когда встал вопрос о моем переезде в такой же детский дом, но для взрослых, я поняла, что надо брать инициативу в свои руки. Могли обмануть: тебе выписывали путевку в один интернат, а везли в другой. Я заранее написала заявление в Департамент соцзащиты: «Прошу выписать мне путевку в такой-то интернат». Его передали по назначению, и мне пошли навстречу.
Ей повезло, потому что в этом ПНИ Галя узнала про «Большую перемену» — благотворительный фонд, который помогает воспитанникам и выпускникам детских домов, а также приемным детям получить достойное образование. Помимо учебы фонд организовывал поездки по России и за рубежом. Так Галя оказалась в группе воспитанников ПНИ, которые вместе с сопровождающими отправились в Италию. Это был прорыв.
— Я даже числа помню, — Галя улыбается, — с 14 по 21 декабря 2008 года. И маршрут: Римини—Рим—Тиволи—Флоренция. А подготовка к этому путешествию заняла целый год. Мы читали книги, изучали путеводители, делали доклады. Я выбрала Микеланджело.
У нее началась новая, какая-то параллельная жизнь. На одном полюсе был психоневрологический интернат, а на другом — мир, где общались, занимались творчеством, изучали языки. Но на поездки надо было копить деньги.
— Я вставала в 7 утра и шла на работу в прачечную ПНИ, — вспоминает Галя, — потом торопилась на занятия в вечерней школе. В прачечной в последнее время мне платили около 7 тысяч рублей, еще 3 тысячи оставались от пенсии (по закону интернат получает 75 процентов пенсии проживающих). Каждый месяц я понемногу откладывала.
Италия оглушила. Солнце, краски, что ни здание, то памятник — детдомовской девочке казалось, будто в темной комнате вспыхнули гирлянды света. Но неделя пролетела, как миг, и Галя вернулась в ПНИ.
В один прекрасный день она решилась и написала заявление на имя директора интерната, что она, Галина Зернова, расторгает договор на стационарное социальное обслуживание и просит ее выписать. От комиссии с участием врача-психиатра, который должен подтвердить, что пациент может проживать самостоятельно, до вселения в квартиру, которая была ей положена, прошло еще три года.
Она пришла в художественную школу и сказала: «Я очень хочу рисовать!» Ее приняли сначала на подготовительное отделение, а потом Галя стала студенткой. Началась самостоятельная жизнь.
— Я получила диплом, в котором написано: «Мастер живописи по дереву, металлу, папье-маше». Пыталась поступить на иконопись в Свято-Тихоновский православный университет — не получилось. На работу по специальности не брали. Говорили: «Мы вам позвоним», но никогда не звонили. Я устроилась на фабрику в Ярославле, но им я не подошла по скорости и попала под сокращение.
Однажды Галя наткнулась на статью про Веру Беликову, в которой рассказывалось, как девушка из Липецка учится в Италии искусству мозаики.
— Мне было важно: раз русский человек прошел, значит, и я пробьюсь! — рассказывает Галя. — Я решила учить итальянский. Но надо было посоветоваться с Кристиной, которая все обо мне знает (Кристина Труфанова — координатор программ фонда «Адреса милосердия»). Мы начали искать курсы. Мне нужен был только интенсив с полным погружением в язык.
Четыре месяца по четыре часа в день. Чтобы оплатить курсы, она экономила на всем, пришлось сдать квартиру и поселиться у друзей.

— Пока у меня была открыта виза, я слетала в Италию на разведку в школу мозаики. Впервые ехала за границу одна. Страшно было очень. Даже разобраться в расписании поездов — целая наука. Я вбивала на русском «Трениталия», а надо было на итальянском. Меня встретила и приютила Вера Беликова, с которой познакомилась через интернет.
В коммерческой Школе мозаики в городе Спилимберго Галина проучилась год. Жила в итальянской семье, практиковалась в языке, вела путевые заметки. После первого курса ее отчислили: не получалось делать мозаику ровно, красиво и быстро.
Она не отчаялась и замахнулась на Академию изящных искусств во Флоренции. Сдала вступительные экзамены по итальянскому языку и графике. Ее натюрморт приемной комиссии очень понравился, и Галя получила приглашение на учебу. Обучение стоит 1800 евро в год. А учиться предстоит три года.
— Траты зашкаливают. Помимо учебы нужно было оплатить городской и студенческий налог, визу, билеты, медицинскую страховку. Я была в ужасе! — признается Галя. — За неделю люди собрали нужную сумму. Моя благодарность неизмерима! И я теперь просто обязана закончить академию. Сейчас главное в моей жизни — это учеба. Я пробилась, но нельзя все время просить. Надо же и отдавать! Расписываю шкатулки, делаю браслеты, заколки, серьги.
— Галя, все в жизни бывает. А если родители захотят вас найти?
— Раньше представляла себе эту встречу, думала: вот устрою им истерику! А теперь понимаю, что я им ничего не скажу. Как говорят в Италии: баста, финито…

Елена СВЕТЛОВА.