Газета "Кишиневские новости"

За кулисами «великой дружбы» России и Китая

«Русский с китайцем — братья навек… В мире прочнее не было уз… Слышен на Волге голос Янцзы, видят китайцы сиянье Кремля. Мы не боимся военной грозы, воля народов сильнее грозы» — полвека тому назад казалось, что заключенная в этой песне времен «великой дружбы» Сталина и Мао политическая идея окончательно и бесповоротно приказала долго жить.
Представлявшийся в 1949 году таким монолитным альянс Москвы и Пекина двадцать лет спустя обернулся прямым военным столкновением двух стран на острове Даманский. Однако не зря говорят, что история развивается по спирали. К юбилейному для Китайской Народной Республики и для союза двух великих континентальных держав 2019 году Кремль и Чжуннаньхай («Центральное и Южное моря» — резиденция руководства КНР в Пекине) подходят в атмосфере полной официальной политической гармонии. Но вот в каком направлении будет дальше развиваться спираль истории?
С таким вопросом в голове я отправлялся в поездку в Пекин и Шанхай, любезно организованную посольством КНР в Москве. А вот с какими ответами я из этой поездки вернулся.

Арифметика дружбы

«Мы не подписали договор о союзнических отношениях, но мы союзники! Мы даже больше чем союзники — мы братья!» — нормы китайского дипломатического протокола настолько строги, что прекрасно владеющему русским языком помощнику министра иностранных дел КНР Чжан Ханьхуэю полагалось общаться с делегацией московских журналистов строго через переводчика. Но чего не сделаешь ради приехавших в гости «братьев»! Член высшего руководства китайского МИДа (в пекинской дипломатической иерархии должность помощника министра фактически равнозначна должности его заместителя) настолько хотел продемонстрировать нам свое благорасположение, что оставил своего переводчика без работы.
А еще курирующий в МИДе в том числе тему отношений с Европой и Центральной Азии Чжан Ханьхуэй настолько хорошо знал российский менталитет, что по собственной инициативе отвечал даже на те вопросы, которые только крутились у меня в мозгу. «Как быть с таким неудобным «эпизодом дружбы», как побоище на острове Даманский?» — хотел я спросить у китайского дипломата. И Чжан Ханьхуэй ответил на мой невысказанный вопрос: «Мы не можем всегда жить историей. Мы должны жить сегодняшней жизнью!» «А что вы можете сказать про глубинные страхи части российского населения о том, что рано или поздно нашу страну оккупируют миллионы китайцев?» — отказывался униматься мой внутренний голос. «Надо избавляться от менталитета времен «холодной войны», — ответил ему Чжан Ханьхуэй. — У нас есть пространство для существования нашего народа… В мире есть единственная держава, которая ведет себя нахально. С той стороны устроили блокаду и нам, и вам. Но прорвем блокаду и вырвемся на самую верхушку!»
Тезис о «нахальной Америке, которая устроила блокаду и нам, и вам», возник в речах китайских дипломатов совсем не от хорошей жизни. После моего возвращения в Москву генеральный директор Российского совета по международным делам Андрей Кортунов напомнил мне знаменитый «принцип Киссинджера»: «В треугольнике Москва–Пекин–Вашингтон в наиболее выигрышном положении оказывается тот угол, чьи отношения с двумя другими углами лучше, чем у тех между собой». Руководствуясь этим принципом, Пекин не без удовольствия наблюдал за возрастанием градуса российско-американской конфронтации, но открыто вмешиваться в схватку на стороне Москвы категорически не хотел.
Уже который год в Америке идет процесс пересмотра политики по отношению к Китаю. «Ученик» оказался настолько талантливым и рукастым, что не на шутку испугал «учителя». В 1978 году объем экономики Китая составлял приблизительно одну сороковую от американской. В 2017 году китайская экономика «разбухла» до объема в три пятых от американской. А если использовать другую методику подсчета, то получится: Китай обогнал Америку по объему своей экономики еще в 2015 году. США стали воспринимать Китай как опасного конкурента, которого необходимо остановить. Смысл нынешней лихой «кавалерийской атаки» Трампа на Пекин — не только в том, чтобы пересмотреть в свою пользу условия взаимной торговли. Он еще и в том, чтобы максимально затормозить технологическое развитие Китая, не дать ему в этом плане обогнать США.
И вот что стало для меня самым неожиданным итогом разговоров с экспертами в Пекине и Москве. Мы здесь, в России, привыкли воспринимать Китай как уже выросшего гиганта, которому море по колено и который уже вполне может безбоязненно разговаривать с США на равных. Частично такая оценка справедлива, но только частично. Ни в коей мере не желая капитулировать перед лицом ультимативных требований Вашингтона, Китай в то же самое время остро чувствует свою уязвимость перед лицом американского давления. Чувствует — и не очень понимает, что именно он может противопоставить американским попыткам прижать его к ногтю.

Китай на велосипеде

Начальство всех пассажирских поездов в мире не сильно жалует безбилетников. Но механический голос в вагоне несущегося со скоростью больше чем в 300 километров в час скоростного поезда Пекин—Шанхай на китайском и английском языках грозил «зайцам» карами, о которых и слышать не слышали в других государствах планеты: понижением социального кредита. Система социального кредита — это внедряемая сейчас в КНР высокотехнологичная государственная программа, с помощью которой китайское руководство планирует «увеличивать уровень честности в обществе».
Работает эта система приблизительно так: каждому гражданину страны присваивается индивидуальный номер. Если гражданин, с точки зрения властей страны, «ведет себя хорошо», ему предоставляются самые разнообразные привилегии, включая, например, выведение его анкеты в самое начало результата поиска на самом популярном китайском сайте интернет-знакомств. Если гражданин, с точки зрения властей КНР, «ведет себя плохо», его жизнь, напротив, сильно усложняется: он не сможет купить билет на самолет или скоростной поезд, отправить своего ребенка в престижную школу, остановиться в топовой гостинице… Звучит как нечто из далекого будущего? Вношу поправку: если речь и идет о будущем, то совсем не о далеком. Полное внедрение системы намечено на 2020 год, а частично она, как я мог убедиться лично, действует уже сейчас.
Китай образца 2018 года — это страна, которая даже не то что поражает — психологически подавляет своей способностью с космической скоростью осуществлять поистине гигантские проекты. Например, оказавшись на безразмерной новой железнодорожной станции в Шанхае, я решил ради любопытства выяснить сроки строительства этого чуда современной транспортной инфраструктуры. Совмещенный с аэропортом вокзал Хунцяо — самый большой железнодорожный вокзал в Азии. Его площадь — 1,3 миллиона квадратных метров. На вокзале имеется 16 платформ, большая часть из которых обслуживает высокоскоростные поезда. А теперь внимание: строительство вокзала Хунцяо началось 20 июля 2008 года. А уже 1 июля 2010 года вокзал был введен в эксплуатацию. 1318 км высокоскоростной магистрали Пекин—Шанхай были построены китайцами за три года два месяца. Ау, немцы! Сколько лет вы уже строите и все никак не построите новый столичный аэропорт Берлин—Бранденбург? С 2006 года, говорите? Привет вам в таком случае из Шанхая!
Однако у китайского железнодорожного чуда есть и своя теневая сторона. По словам специалистов, большая часть новых высокоскоростных магистралей убыточна. И не надо думать, что это уже «совсем другая история». Это иная грань той же самой «истории». Из уст просившего не называть его имя видного российского эксперта по Китаю я услышал вот какую красочную метафору: «Китайская экономика подобна велосипеду, который либо несется вперед с бешеной скоростью, либо останавливается и тут же заваливается набок». Что это означает в переводе с языка образов на язык фактов? В последние десятилетия китайская экономика росла очень высокими темпами, и это снижало «болевой эффект» от многих накопившихся структурных проблем страны. Бурное промышленное развитие в недавнем прошлом зачастую сопровождалось осознанным отказом от строительства дорогих, но необходимых очистных сооружений. Сейчас это вылилось в масштабные экологические проблемы, включая острый дефицит качественной питьевой воды. Политика «одна семья — один ребенок» не решила проблемы избытка населения, но зато привела к его старению.
Снижение уровня бедности в стране и рост среднего класса подтачивают ключевое экономическое преимущество Китая — наличие у него дешевой рабочей силы. При этом в некоторых районах КНР — преимущественно в сельской местности, но не только, — бедных по-прежнему огромное количество. В Китае очень узкая ресурсная база. Масса инфраструктурных проектов построена на кредитные деньги и не окупается. В стране очень остро стоит проблема коррупции, которая смягчается, но не решается показательными расстрелами проворовавшихся чиновников, о которых с таким восхищением принято говорить в России. Есть в КНР и проблема сепаратистских настроений в нескольких регионах, частично совмещенная с проблемой исламского экстремизма.
Список «болевых точек» Китая можно продолжать и дальше. Но главное в том, что если темпы экономического развития КНР существенно замедлятся, то дискомфорт от описанных выше проблем резко возрастет. Именно на эту ключевую уязвимость Поднебесной и нацелились США, угрожая Пекину тотальной торговой войной. Разумеется, такая масштабная экономическая схватка принесет ущерб и самим США. Но Китай продает в Америке в несколько раз больше, чем покупает. И это дает Трампу очевидное преимущество в торговой войне. Выражаясь военным языком, у Вашингтона просто больше «снарядов» — больше возможностей повышать тарифы на товары оппонента.
Где все это оставляет отношения между Китаем и Россией? Все опрошенные мною эксперты отметили, что интересы двух стран сейчас совпадают по многим направлениям и взаимно дополняют друг друга. Территориальный спор между нами ушел в прошлое. Россия для Китая — стратегический тыл, из которого ему можно не ждать подвоха. Китай для России — это тоже стратегический тыл, из которого нам можно не ждать подвоха.
Россия не имеет права складывать все яйца в одну корзину — даже такую симпатичную, как китайская. Россия обязана жестко блюсти баланс отношений и интересов — и в плане политики, и в плане экономики. Несмотря на все политические разногласия, Европа остается ключевым экономическим партнером Москвы, основным источником инвестиций и новых технологий для нашей страны. Такое положение должно сохраниться и впредь. Широко разрекламированный поворот нашей страны на Восток не должен означать нашего поворота «пятой точкой» к Западу.
В какую сторону света ни посмотри, Россия все равно останется энергетической сверхдержавой. Но экономическая экспансия этой сверхдержавы на Восток наталкивается на то обстоятельство, что энергетический рынок в Азии — это, по выражению Андрея Кортунова, «рынок покупателя». И переговоры о поставках наших энергоносителей в Китай этот тезис полностью подтверждают. Представители нашего «стратегического партнера и союзника» очень жестко защищали свои интересы и выторговывали для себя наилучшие условия сделки.
Мы тоже должны вести себя подобным образом: не стесняться ставить острые вопросы по поводу самых разных сфер нашего сотрудничества. Стратегическое партнерство — это ведь не только обмен тостами и речами во время регулярных встреч лидеров двух стран. Это еще и разрешение многочисленных спорных вопросов, которые неизбежно возникают в любых отношениях.
Россия привыкла везде и всюду ощущать себя «самой большой страной». Однако по сравнению с Китаем мы в лучшем случае являемся страной среднего размера — и по численности населения, и по размеру экономики, которая, по разным подсчетам, меньше китайской то ли в шесть, то ли в десять раз. Но все это не повод впадать в отчаяние и считать, что в будущем Россия обречена превратиться в вассала Китая. Свои страхи есть не только у россиян. Свои страхи есть и у китайцев. Хотя на фоне нынешних геополитических реалий это может показаться смешным, но, по словам знатоков, некоторые политики и эксперты в Пекине всерьез опасаются, что в будущем Россия может объединиться с Америкой и создать единый антикитайский фронт.
«Каков для России главный риск, связанный с углублением партнерства с Китаем?» — спросил я у Андрея Кортунова. Вот что он мне ответил: «Такой главный риск — в том, что иногда расширение сотрудничества с Китаем рассматривается в нашей стране как альтернатива глубоким преобразованиям в российской экономике, которые давно назрели и перезрели. Если такие реформы и дальше будут откладываться, то асимметрия между мощью Китая и мощью России неизбежно будет возрастать. Китай должен восприниматься в нашей стране как идеальный мотиватор, побуждающий нас к более энергичным действиям».

Так и хочется добавить: «аминь!»

Михаил РОСТОВСКИЙ.