Газета "Кишиневские новости"

Не так уж ошиблись заговорщики, выбрав ползучий вариант переворота

Чем глубже в прошлое погружается августовский путч, тем жарче споры о развилке, которую прошла страна 27 лет назад. Благом или катастрофой для страны стала бы победа ГКЧП? Да, в этой дискуссии никогда не родится устраивающая всех истина, ибо представление о счастье отечества у всех разное. Тем не менее считать полемику бессмысленной категорически нельзя. Ведь спор идет не только и не столько о прошлом. Неосуществленный альтернативный сценарий вполне может стать однажды нашим будущим. А в какой-то мере уже успел стать настоящим.
По утверждению тогдашнего министра обороны СССР Дмитрия Язова, никакого плана у ГКЧП не было. Мол, все, что делалось в те дни, было сплошной импровизацией. Что весьма похоже на правду. Главной целью заговорщиков было предотвратить подписание Союзного договора, намеченное на 20 августа. Причем, как считает, и не без основания, Михаил Горбачев, двигали ими не только патриотические чувства: «Не хочу сказать, что им вовсе была безразлична судьба государства. Но они отождествляли его с прежней системой, а действовали исходя в первую очередь из карьерных или даже шкурных интересов, чтобы сохранить за собой должности».
По словам Горбачева, перед своим отлетом на отдых, в конце июля 1991 года, он обсуждал с Ельциным и Назарбаевым конфигурацию будущей союзной власти: «В ходе обмена мнениями родилось предложение рекомендовать Назарбаева на пост главы кабинета… Говорилось о необходимости существенного обновления верхнего эшелона исполнительной власти — заместителей премьера и особенно руководителей ключевых министерств. Конкретно встал вопрос о Язове и Крючкове — их уходе на пенсию». Разговор шел в Ново-Огареве, в подмосковной резиденции Горбачева, и, по мнению Михаила Сергеевича, был записан КГБ с помощью подслушивающих устройств. Ознакомившись же с этой записью, «Крючков получил аргумент, который заставил и остальных окончательно потерять голову».

Головокружение от успехов
ГКЧП и впрямь был во всех смыслах всадником без головы. Не было ни единого руководства — Янаев являлся чисто номинальным лидером, — ни осмысленной стратегии. Порой действия путчистов кажутся откровенным безумием. Зачем-то, скажем, были задержаны и интернированы в подмосковной воинской части несколько активистов демократических движений — Гдлян, Проселков, Камчатов, — не представлявших ни малейшей угрозы для заговора. В то же время руководство РСФСР, возглавившее сопротивление заговору, не встретило практически никаких препятствий в своей деятельности. Непоследовательность и нерешительность заговорщиков изумляла даже их противников. «Марионеточный, тупой характер заговора начал только еще проявляться, но я успел почувствовать: что-то тут не так, — писал в своих мемуарах Борис Ельцин. — Настоящая военная хунта так себя не станет вести. Тут расчет на что-то другое. На всеобщий испуг, что ли? На то, что все само собой образуется?»
Но определенную, хотя и весьма своеобразную логику в действиях ГКЧП обнаружить все-таки можно. По данным следствия по делу ГКЧП, первоначально Бориса Ельцина — а также, вероятно, ряд других российских руководителей — действительно планировалось арестовать и изолировать в охотхозяйстве Минобороны «Завидово», расположенном на границе Московской и Тверской областей. Но «согласие Лукьянова (председатель Верховного Совета СССР. — ред.) поддержать ГКЧП внесло коррективы в тактику заговора, — пишет Степанков. — Сторонники жестких мер, утвердившись во мнении, что Лукьянову удастся протащить в парламенте вопрос о переходе полномочий президента к Янаеву, склонились к тому, чтобы придать заговору «ползучий», внешне законный характер… Ельцин, выступив против Янаева (а в том, что он начнет «выступать», никто не сомневался), окажется в роли нарушителя законов, с которым можно не церемониться. Крючкову импонировал совет Лукьянова занять выжидательную позицию, дав тем самым Ельцину «проявиться», а народу — понять, что демократический лидер России против наведения порядка в стране».

И первоначально все вроде бы шло согласно этому замыслу. К вечеру 19 августа в стране не было отмечено никаких серьезных волнений — ни сколько-нибудь заметных митингов, ни забастовок. Исключением были лишь окрестности Белого дома, но и там народу на тот момент собралось не так чтобы уж очень много. «События развивались благоприятно для ГКЧП, — констатирует Степанков. — Ельцину, прежде собиравшему по первому зову миллионные митинги, в этот раз во время его выступления с танка внимало до удивительного малое число москвичей…» «Везде было спокойно, — вспоминает 19 августа Крючков. — Первая реакция обнадеживала, даже пошла какая-то эйфория».
Это-то головокружение от успехов заговорщиков и подвело. Не встретив никаких препятствий со стороны ГКЧП, сопротивление перевороту быстро набрало обороты. «И тогда стало ясно, что надо стрелять, — вспоминал Ельцин. — Но было поздно. Стрелять уже никто не хотел и не мог. Стрелять бы пришлось по живой, бурлящей толпе».

Завтра была война
Самое интересное, что такой исход для КГБ совсем не был неожиданностью. Материалы дела, расследовавшегося российской прокуратурой, в числе прочего содержат документ под названием «Стратегический прогноз и возможные пути развития ситуации в связи с введением чрезвычайного положения», подготовленный аналитиками КГБ незадолго до путча.
Всего обозначены четыре основных возможных сценария развития событий, и первым как раз идет сбывшийся: «Массовое гражданское неповиновение. Переворот слева. Возвращение к ситуации до 20 августа, но уже в режиме террора по отношению к коммунистам и высшим эшелонам государственного управления». Поясним, что, в отличие от сегодняшней системы координат, под левыми тогда понимались либерально-демократические силы. Не исключали, однако, в КГБ и «резкий крен вправо», то есть атаку со стороны тех, кто считал ГКЧП недостаточно радикальным. Это сценарий №2: «Обвинение существующего постгорбачевского руководства в содействии Горбачеву. Обострение борьбы за власть с постепенным переходом ее к силам ортодоксально-правой ориентации. Принцип: все, кто был с Горбачевым, — виновны. Возможный срок: от двух недель до двух месяцев».
Третий сценарий — «Политика бездействия». По сути, он-то и является ответом на вопрос, что было бы, если бы ГКЧП — тот, каким он был, не исправленный и дополненный, а реальный — устоял в августовские дни. Это могло случиться лишь при условии, если бы тактику выжидания взял на вооружение не только ГКЧП, но и его противники. Однако и в этом случае провал, по мнению кагэбэшных аналитиков, не заставил бы себя долго ждать: «Новых мер не происходит. Идет запаздывание по всем остальным компонентам. Шок чрезвычайного положения проходит. Идет осознание того, что все это не всерьез. Одновременно психологическая атака Запада. Средства массовой информации оказываются неспособными вести активную политику. Образ ситуации формируется нашими противниками. Режим гниения продолжается и углубляется. Срок сброса — до шести месяцев».
Единственный шанс на викторию предоставлял сценарий №4: «Жесткий инициативный курс. Пакеты мер, следующие друг за другом с периодом в несколько недель. Ощущение социального облегчения. Внятное и «несуконное» объяснение с народом». Но, как уже отмечалось выше, все, что мы знаем о ГКЧП и гэкачепистах, говорит о том, что никакой такой сценарий они реализовать были не в состоянии. Для этого требовались фигуры куда большего масштаба, сравнимые по личностным характеристикам с Пиночетом, Франко, Милошевичем или Дэн Сяопином. Последним двум также выпала миссия остановить распад коммунистической системы, причем китайскому руководителю сопутствовал полный успех. После так называемых событий на площади Тяньаньмэнь — военного подавления оппозиционных выступлений, в ходе которого кишки протестующих в буквальном смысле наматывались на гусеницы танков (погибли сотни, а по некоторым оценкам — тысячи противников власти) — проблема «деструктивных сил» была полностью решена.
Помнится, в лихие 1990-е некоторые апологеты «жесткого инициативного курса» завистливо называли КНР «страной победившего ГКЧП». Но надо заметить, что китайские красные вожди не сталкивались с серьезной угрозой территориального распада. Куда ближе нам в этом смысле югославский опыт. Собственно, сей путь и представляет собой наиболее вероятный альтернативный сценарий. Отчасти он, кстати, начал реализовываться. 21 августа 1991 года, в последний день путча, на столе у «и.о. президента» Геннадия Янаева лежал готовый к подписанию указ «О введении президентского правления в Прибалтике, Молдавии, Грузии и ряде городов России», который приостанавливал полномочия органов государственной власти в этих республиках и городах, свидетельствует Степанков.
У ГКЧП не хватило ни сил, ни духу, ни времени провести в жизнь это начинание. Как и все прочие. И слава богу. Потому что по итогам хлопотливой деятельности по собиранию земель мы получили бы точно такой же незавидный результат, что и несгибаемый Слободан: истерзанная междоусобными войнами, залитая кровью, разъятая страна. Стоит напомнить, что Милошевичу не удалось сохранить не только Югославию, но и Сербию — в прежних границах. И шансы России обойтись без территориальных потерь в этом случае тоже были бы очень невелики. Одной Чечней дело вряд ли бы ограничилось.

А путчи здесь тихие
В общем, капитуляция гэкачепистов была, безусловно, мудрым решением. В том числе с точки зрения их личной судьбы. Вероятность того, что она бы благополучно устроилась, если б заговорщики не нажали вовремя кнопку «стоп», стремится к нулю. Не «левые», так «правые», не соотечественники, так «мировые жандармы» повлекли бы цугундер. А то и плаху. Да, пришлось потомиться в «Матросской Тишине». Но, в отличие от того же Слободана Милошевича, из застенков они вышли живыми. Да и сидели совсем недолго. Скажем, Стародубцева отпустили уже в июне 1992 года. Последние заговорщики покинули СИЗО в январе 1993 года, а в январе 1994 года дело и вовсе было закрыто: все обвиняемые амнистированы.
Ни про кого из участников путча нельзя сказать, что их жизнь пошла под откос. Ну, за исключением Пуго, Ахромеева и Кручины, покончивших жизнь самоубийством после провала заговора. Но это был уже их собственный выбор. «Я не заговорщик, но я трус, — написал в своей предсмертной записке Николай Кручина, последний управляющий делами ЦК КПСС. — Сообщите, пожалуйста, об этом советскому народу». О смысле этих слов сейчас можно только догадываться, но чего бы ни боялся Николай Ефимович — за честь, жизнь или место в строю, — страхи оказались преувеличенными.
Да, вместо журавля в небе незадачливым путчистам пришлось довольствоваться синицами, но утешительные призы были вполне приличными — «выпускникам» «Матросской Тишины» грех жаловаться на «волчьи билеты». Скажем, тот же Стародубцев после выхода из заточения стал сперва сенатором, а затем тульским губернатором. И это при Ельцине! Анатолий Лукьянов избрался депутатом Госдумы. Дмитрий Язов получил почетный пост главного военного советника — а потом генерального инспектора — в родном Минобороны. Геннадий Янаев заправлял Фондом помощи детям-инвалидам, Валентин Павлов возглавил частный банк, Владимир Крючков — совет директоров АО «Регион», входящего в финансовую корпорацию «Система», был советником Путина в бытность того директором ФСБ. Александр Тизяков командовал рядом коммерческих структур, а Олег Бакланов, по имеющимся открытым данным, несмотря на почтенный возраст — 86 лет, и по сию пору рулит советом директоров корпорации «Рособщемаш»…
Да и журавль, как выяснилось, улетел недалеко. Хотя СССР спасти не удалось, порядки, царящие во многих «отдельных местностях» бывшего Союза, не исключая и Россию, по строгости вполне могут дать фору тем, которые мечтали установить гэкачеписты. Не так уж, как видим, ошиблись заговорщики, выбрав «ползучий» вариант переворота. Только действовать надо было еще более неспешно и тонко. Тише едешь — дальше будешь.

Андрей КАМАКИН.