Газета "Кишиневские новости"

Что делать, когда при всем желании не можешь принять усыновленного ребенка

Наверное, эта история началась в тот день, когда мама привела трехлетнего Мишу к соседке и сказала, что он ей не нужен. Она попросила отвезти его в детский дом или еще куда-нибудь, где есть дети. Но сама она этого сде­лать не может, потому что уез­жает в другой город.

И ушла. Михаил запомнил, что в руках у него был заяц с зеленым пятном на животе и паровоз без колес.

Соседка побежала за мамой, но вер­нулась одна. Она долго плакала, а Миша не плакал — он пытался что-то сказать, но у него ничего не получалось. С тех пор прошло трид­цать лет, а он до сих пор не справился с тем воспоминанием и, когда волнуется, не может произнести ни слова.

В детском доме Миша два года не спал, его лечили, возили по больницам, отправляли в разные санатории. Дети ему завидовали, по­тому что в детском доме было отвратительно, а в больницах его жалели, медицинские сестры и нянечки приносили конфеты, игрушки, чита­ли ему книжки и рассказывали всякие смеш­ные истории. Но лечение не помогло. В один прекрасный день все закончилось само собой, когда Миша наконец понял, что мама не при­дет. До этого он все еще надеялся, что она передумает и вернется. Но она не вернулась. И вот когда он это осознал, он уснул. Уснул, как убитый солдат.

Каждый брошенный ребенок день и ночь думает о том, почему остался без родителей. И сколько я слышала таких историй, сколько детей и взрослых рассказывали мне о том, как день за днем вспоминали свою жизнь и искали ту ошибку, тот роковой поступок, из-за которо­го все случилось, — лишь немногие понимали, что они ни в чем не виноваты. А большинство детей и мысли не допускало, что взрослые просто бросили их. Они говорили, что плохо себя вели, безобразничали, капризничали, вот мама и не выдержала.

Михаил тоже все школьные годы мучи­тельно бился над этой загадкой. Он рассма­тривал себя в зеркале и видел там некрасиво­го мальчишку. Когда он получал «тройки», ему становилось легче — вот он какой бездарный, кому такой нужен.

Потом он окончил строительное училище, поступил в институт, с грехом пополам полу­чил диплом и устроился на работу. Потом на другую, потом на третью… Везде его исполь­зовали, обманывали, подставляли, а он, в силу полного отсутствия жизненного опыта, никак не мог понять, что с ним происходит. Но в один прекрасный день пригодился его строитель­ный диплом, и его жизнь круто изменилась. Из человека на побегушках он превратился в ма­стера своего дела и в тридцать два года смог открыть свою строительную фирму.

А через год Михаил женился.

■ ■ ■

Лена тоже выросла без матери. Но у нее была бабушка, которая в ней души не ча­яла, поэтому она знала, что такое дух дома, и с детства мечтала о большой семье. Первое время Михаил просто не верил в то, что у него появилось собствен­ное гнездо, что в этом гнезде вкусно пахнет, что там его ждут и беспокоятся о нем.

Сначала они по­селились в трехком­натной хрущевке, а после рождения сына переехали в маленький дом, который Михаил по­строил собственными рука­ми. Этот дом был его гордостью и принес столько радости, которую и сравнить было не с чем. Лена с наслаждением шила, вязала, обтягивала самодельные дива­ны и стулья веселеньким ситцем, в детской комнате устроила теремок, а для Михаила, в подарок ко дню рождения, в одной комнате оборудовала каюту на пиратском корабле.

И только одно обстоятельство омрачало эту безоблачную картину. После рождения сына Егора выяснилось, что детей у нее боль­ше не будет.

И вот однажды Лена предложила ему взять ребенка из детского дома. Михаила это озадачило: зачем, когда у них все так хоро­шо? Но жена с утра до ночи говорила о том, что мечтает о большой семье.

И когда Егору исполнилось четыре года, у них появился Матвей.

Мальчику было пять лет, но с виду они с Егором были одногодки. Он постоянно бо­лел, почти ничего не ел, капризничал и плохо спал. Лена начала ходить по врачам, и в конце концов выяснилось, что у него редкое заболе­вание желудка, о котором не подозревали в детском доме. Оказалось, что Матвею нужно отдельно готовить и строго следить за пита­нием. Лена похудела, превратилась в щепку, но духом не упала и в точности исполняла все предписания врачей.

■ ■ ■

Со временем все как будто встало на свои места.

Егор привязался к Матвею и вел себя как старший брат. Он жалел его, защищал, ему нравилось объяснять ему то, чего Матвей не понимал в силу прошлой жизни, и нравилось читать вслух — Михаил обратил внимание на то, что, когда Егор читает брату, он ведет себя как он, заботливый отец. То переспро­сит, понятно ли ему новое слово, то сбегает к маме за яблочком или за бананом. Михаил слышал приятную тихую музыку покоя. И дорожил ею.

Со временем Лена стала ходить на встре­чи многодетных семей и приглашать новых знакомых к себе. Так Михаил впервые увидел Илью и Ольгу Остроумо­вых, у которых было трое приемных детей.

Лена очень обрадова­лась гостям. Все как-то молние­носно устроились в гостиной. Маль­чик Петя перестал реветь, а девочки Вера и Надя разлеглись на ковре и стали собирать паззл. Вскоре к ним присоединились Егор и Матвей. Лена принесла фрукты и плюшки с сахаром, которые всегда пользовались беше­ным успехом у гостей. И Михаил почувствовал, что Остроумовы никакая не приемная семья, а настоящая, природная.

Со временем Остроумовы стали приез­жать на все выходные. Они вместе катались не велосипедах, устраивали костры с сосисками и печеной картошкой, ходили искать секрети­ки, а зимой носились по театрам и музеям. А Михаил все думал о том, почему у Остроумо­вых все хорошо, а у него из-за Матвея заноза, и вытащить ее не получается.

Матвей был не виноват: он очень старал­ся поладить с Михаилом, выполнял все его просьбы и очень напоминал ему того ребенка, которым Михаил был в детском доме. Миха­ил прекрасно помнил это состояние: понра­виться любой ценой. Но Матвей его раздра­жал. И когда мальчик это понял, он прильнул к Лене.

По мере знакомства с Остроумовыми Ми­хаил стал думать, что раскрыл их секрет. И за­ключается он в том, что Илья и Ольга в силу обстоятельств сами не могли стать родителя­ми. Они не знают, что такое родной ребенок, им неведомо ощущение кровного родства, поэтому приемные дети для них и есть род­ные. Лена слушала Михаила и молчала, то есть тихо не соглашалась. Но другого объяснения он так и не нашел.

Потом они вчетвером поехали отдыхать на Волгу. Сняли на берегу старый домишко, ловили рыбу, ходили в лес за грибами и яго­дами. Однажды Михаилу по делам пришлось поехать в Москву. И вечером, когда с делами было покончено, он сел в машину и вдруг пой­мал себя на мысли, что хочет переночевать дома.

Он позвонил Лене, жена сказала, что у них все в порядке и он может не беспокоиться. И он поехал домой.

Был тихий летний вечер. Он сидел на террасе, пил квас, грыз чипсы, смотрел на Егоркины сапоги, которые они забыли взять с собой на Волгу, и думал о том, что готов цело­вать эти сапоги. А футболка Матвея, сиротли­во болтавшаяся на бельевой веревке, ужасно пахла. Она, конечно, пахла детским стираль­ным порошком, да и не мог он ощущать ни­какого запаха, потому что сидел далеко, но в том-то и дело: ему чудился неприятный запах, и ему казалось, что это запах Матвея.

И все это Михаил однажды рассказал мне на улице, когда поехал провожать меня до метро. Мы сидели в машине, как сбежавшие с урока старшеклассники, он смотрел перед собой и рассказывал историю своей жизни.

И наконец сказал: я не люблю Матвея. И не могу так больше жить.

Вот как тут быть? Как быть, когда на тебя падает небосвод, а бежать некуда?

Больше всего на свете Михаил дорожил своей семьей и женой Еленой. И при этом он наконец осознал, что из-за неродного ребенка жизнь в семье ему не по силам.

■ ■ ■

Встретились мы через полгода.

Оказалось, что один он прожил три ме­сяца, при этом через день ездил к семье, но вечером постоянно уезжал. Он честно расска­зал Елене о том, что с ним происходит, а она уже и сама поняла, в чем дело. Она не стала плакать, скандалить — она не умеет ругаться, сказал Михаил, и жаль, что в эту минуту его не видела Елена.

Жена согласилась с тем, что ему нужно пожить отдельно.

И во время своего уединения Михаил по­нял, что ни при каких обстоятельствах не готов расстаться с Еленой.

Не каждому человеку в жизни судьба дарит свою половину, и не каждый умеет лю­бить. Это ни плохо и ни хорошо, это как есть. Как жемчужина: раковин на морском дне хоть отбавляй, а драгоценное зерно встречается редко.

И он вернулся домой, но вскоре снова переехал в городскую квартиру. Теперь ему предстояло договориться с собой о том, как быть с Матвеем.

А Елена, которая давным-давно дога­далась, что муж не принял неродного сына, все равно не отказалась от мечты о большой семье. У нее не получилось. Она ничего не говорила, но Михаилу и говорить было необя­зательно. И вот жена шла навстречу мужу, муж летел навстречу жене, и они никак не могли встретиться.

■ ■ ■

Я приехала в гости, когда Матвей пошел в первый класс.

Елена пекла пироги, Егор клеил фрегат, Михаил чинил велосипед, а мы с Матвеем пошли гулять.

Еще весной я спросила у Матвея, что ему подарить к школе. Он долго думал и попросил железную дорогу и зайца.

И гулять мы пошли втроем: Матвей, я и заяц.

Я очень боялась, что Матвей догадается, для чего я пригласила его на прогулку. А при­гласила для того, чтобы от него, а не от Елены или Михаила, услышать, как он живет.

— Мне не жалко, я Егору дам поиграть в железную дорогу, — сказал он, когда мы отошли от дома.

— А если сломает? — спросила я.

— Конечно, сломает, — ответил Матвей и посмотрел на меня с укоризной. — Дети всег­да все ломают. А папа починит.

Потом Матвей рассказал, что выучил не все буквы. И еще случайно порезал ножни­цами папины любимые вельветовые брюки, и папа очень рассердился, но когда увидел, что Матвей горько плачет, пришел мириться и объяснил, почему все так получилось.

— И почему? — спросила я.

— Мало ли кому чего хочется, — сказал Матвей. — Надо стараться для кого любишь, а то весь дом можно разнести и все штаны порвать. Чего ж хорошего? Вот у меня один мальчик украл зайца и не признался, пото­му что дурак. Я хотел его наругать и даже толкнуть в яму, а папа сказал, что все глу­пости всегда делают слабые люди, а я же сильный.

А еще Матвей признался, что, когда папа идет спать, мама к нему приходит, и они шеп­чутся. Всем хочется перед сном пошептаться с мамой, даже сильным.

Первого сентября утром Матвей от вол­нения разревелся, и папа пошел сердиться в машину, а мама сказала, что это нормально, потому что он же не знает, что его там ждет, в этой школе.

— А потом?

— Мы поехали в школу, и папа подарил мне шоколадную золотую медаль и сказал, что медали дают только отличникам. Выходит, я отличник.

— Значит, он перестал сердиться?

— У него не поймешь. Смотрит строго и говорит страшным голосом, но сам меня лю­бит, просто не хочет, чтобы я догадался.

— А почему думаешь, что любит?

— Потому что, которые тебя не любят, тех сразу видно. Делают вид, что улыбаются, а глаза как кислые крыжовники.

— А у папы какие глаза?

— Так вы же их видели! — возмутился Матвей. — И у папы тоже в детстве был заяц. Мама говорит, что мы с ним — два зайца. А у Егора мишка Тефтель. Это кому что нра­вится, понимаете?

Стараюсь. А Михаил — я не знаю, как он справился со своей неразрешимой задачей. Но знаю, что справился. В действительности мало кому удается полюбить чужого ребенка, и ничего с этим не поделаешь. Но у Михаила есть Елена. И за то, чтобы остаться с ней на­всегда, он сделал невозможное: нашел в себе потайную дверцу и нырнул в глубину.

P.S. Все фамилии изменены.

Ольга БОГУСЛАВСКАЯ.