Газета "Кишиневские новости"

Жильцы бабушки-маньячки из Питера не задерживались в ее квартире дольше 1–2 месяцев

Питер шумит: все обсуждают Та­мару Митрофановну Самсонову. 68-летняя старушка — божий оду­ванчик вдруг оказалась серийной потрошительницей! Суд аресто­вал ее на два месяца, что бывает крайне редко с женщинами, да еще столь почтенного возраста. А в Купчине дворовые разгово­ры — только о пожилой маньячке. Опросил соседей пенсионерки и наш репортер.

— Я ведь с ней, бывало, пила кофе. Те­перь с ужасом думаю, что могла оказаться среди ее жертв. Тома ведь всегда была со странностями, — говорит ее соседка по дому 4 по улице Дмитрова по имени Марина. — Мы живем на первом этаже, окна рядом. Так вот, Тамара любила при открытом окне си­деть на подоконнике. Иногда читала книгу, иногда загорала топлес. Мужу очень не нра­вилось, что я ей помогаю иногда по дому. У нее постоянно ломались замки. Мне стоило больших трудов упросить мужа вставить ей новый замок. Проходило месяца два, как он у нее снова ломался. Только теперь я стала догадываться, что, уходя из дома, она брала ключи от другого замка…

Марина рассказывает, что Тамара Ми­трофановна все время опасалась, что ее мо­гут ограбить.

— Она никому не открывала дверь. Меня просила стучать условным сигналом. Днем она редко выходила из дома, в магазин хо­дила по ночам, в тот, что работал круглосу­точно.

Когда соседи засыпали, баба Тома вы­ходила на «охоту». Царапала стены и двери, стамеской пыталась расковырять замочные скважины, а также заглядывала в почтовые ящики. Если замечала оставленные на не­сколько дней квитанции об оплате комму­нальных услуг, могла позвонить в дверь и поинтересоваться: «Почему не платите за квартиру?..»

Мусорное ведро бабушка выходила вы­брасывать босиком, даже когда выпадал снег.

— Больше всего с ней намучались со­седи, которые жили над ней, на втором этаже, — говорит соседка Людмила. — Она им житья не давала: постоянно стучала по батарее, ей казалось, что их собака громко цокает когтями по линолеуму. Потом она стала утверждать, что соседи грозятся ее убить, режут ножницами ее вещи, крадут ее драгоценности. А они интеллигентнейшие люди, он — подполковник в отставке, она — врач. Сколько доносов Тамара на них на­писала — не счесть! Даже в Администрацию Президента строчила послания с жалобами на них. Я читала одну из ее депеш и только диву давалась, до чего же грамотно все было изложено. В то время как сама Тамара часто путалась в мыслях, бормотала что-то несвяз­ное. Человек она была скрытный. Тогда из ее послания я узнала, что она в свое время ра­ботала в гостинице «Европейская». Когда я ее стала расспрашивать о том времени, она сразу замкнулась.

Я так устала от ее откровений, что была вынуждена даже поменять телефон. Так что же вы думаете? Она узнала мой новый но­мер! Когда я поинтересовалась: «Каким об­разом тебе это удалось?» — Тома на голубом глазу выдала: «Он был указан в квитанции, которая лежала в почтовом ящике». Так что в чем-то она соображала очень хорошо! На­пример, в 90-е годы она вовсю из окон своей квартиры на первом этаже торговала водкой. Мы постоянно видели там мужские силуэты. Потом у нас же на скамейке эти пропойцы все купленное спиртное и распивали. Водка тогда была по талонам, а у Тамары была в магазине знакомая продавщица. На пару с ней они и реализовывали водку.

Тамара Митрофановна постоянно жа­ловалась соседям, что ей не хватает денег на жизнь. И стала сдавать одну из своих двух комнат.

— Помню, жили у нее девушка с парнем, студенты, потом женщина с ребенком, двое мужчин. Только больше месяца у нее никто из квартирантов не задерживался, — гово­рит Людмила. — Она мне лично жаловалась: «Представляешь, они хотят пользоваться не только ванной, но и плитой! И все такие гряз­нули». С кем-то могла и повздорить.

Устав от выходок Тамары Митрофанов­ны, соседи собрали подписи и через суд до­бились, чтобы ее положили в психиатриче­скую больницу.

— Только недолго мы радовались: в ян­варе за ней приехали на перевозке санита­ры, а уже в марте она вернулась домой, — говорит Людмила.

Как появилась в доме Тамара, теперь помнят только старожилы. Одна из них, Анна Федоровна, вспоминала, что квартиру на первом этаже в свою очередь получили ро­дители мужа Самсоновой, а тот потом при­вез из Москвы жену.

— Получилось как в сказке, когда лиса выгнала из дома зайца, который приютил ее в холодную зиму, — рассказывает Людмила. — Тамара тоже часто не пускала в дом свое­го мужа Лешу. Бывало, он сидел на лавочке до самой ночи. Весь такой жалкий, худой, рыжий, беззубый, с тряпичной сумкой… По­том куда-то пропал. Тамара ходила писать заявление в милицию. Теперь думаем, что Тома сама с ним и расправилась.

О каких-либо ее родственниках никто из соседей не слышал.

— Тамара к себе мало кого пускала, — говорит в свою очередь Марина. — Как-то на Новый год работники собеса принесли ей продуктовый набор. Так и не достучались до нее, оставили пакет у дверей.

«Через жалость свою и погибла»

Совсем другие разговоры — во дворе дома, где жила 79-летняя Валентина Нико­лаевна Уланова. Пока единственная офици­ально подтвержденная жертва Самсоновой.

— Валя была светлым человеком, лю­бому готова было помочь, — говорит сосед Василий. — Бывало, даже мужикам давала деньги опохмелиться.

— Через жалость свою и погибла, — вто­рит Василию ее подруга Наталья Федотов­ская. — Приютить у себя на время эту стран­ную женщину, Тамару Самсонову, Валюшу попросила Наташа из собеса. Сказала, что у Тамары в квартире ремонт.

Работница собеса представила Тамару как очень одинокую и несчастную. У нее, мол, в доме нет даже дивана и холодильника. А Валя — душа нараспашку — и согласилась взять ее «под крыло».

Прошел месяц, второй, третий, а Тамара съезжать не собиралась. Ей очень квартира Валюшина понравилась. Валя всю жизнь проработала монтажницей, имела навыки строителя, сделала у себя в доме хороший ремонт.

Валя была блокадницей, дочь репресси­рованных, отца и мать ее расстреляли, она получала хорошую пенсию. Вот Тамара око­ло нее и пригрелась.

Соседи рассказывают, что сердоболь­ная Валентина приживалку свою и одевала, и обувала. Отдала ей свои почти новые са­поги, говорила при этом: «Тома ведь совсем разутая».

Больше всего Валя боялась, что ее похо­ронят как безродную. А вышло еще хуже. Та, кого она пригрела, ее отравила, тело распи­лила и раскидала в пакетах у пруда. Как раз в четверг оперативники нашли голову. Ее Сам­сонова засунула в большую белую кастрюлю, в которой Валя варила суп…

Именно Наталья Федотовская забила тревогу, когда Валентина три дня не выхо­дила на связь.

— Телефон молчал, я пришла к Вале домой. А там одна Тамара. Рассказывает мне: «Валентина исчезла. А до этого ночью в четверг она изрядно выпила и упала в ко­ридоре». Я знала, что Валя могла выпить стопочку-другую, но не более. Уехать куда-то она не могла. Все документы остались дома, на столе лежали два разряженных мобильных телефона. Еще обратила внима­ние на странную деталь. Работали сразу два холодильника, в том числе большой. Валя его включала, только когда размораживала свой маленький холодильник. Тогда я не до­гадалась заглянуть внутрь… Страшно пред­ставить, что бы там я могла обнаружить.

Не обнаружив Валентину, я собралась звонить в полицию, и тут Тамара у меня бук­вально повисла на руке, говорит: «Не надо звонить».

Мотив этого убийства прост. Самсоно­вой очень уж понравилась квартира Валюши, в которой она хотела еще пожить.

— Тамара бормотала: «Мне здесь хоро­шо дышится, тут так спокойно, я так здесь хорошо себя чувствую! Пока Валиных род­ственников найдут, я бы здесь пожила еще с полгодика». Тут меня как обухом ударили по голове, я спрашиваю: «Так вы что, знаете, что Вали уже нет в живых?..» В тот момент я уже поняла, на кого надо заявлять в полицию.

Сколько еще трупов на совести Самсо­новой? То, что написано в дневнике, к делу не пришьешь. А вот убитый квартирант и пропавший муж — уже нечто конкретное. В ближайшее время следствие намерено со­брать улики по этим случаям и предъявить старушке новое обвинение.

Светлана САМОДЕЛОВА.