Газета "Кишиневские новости"

СИЗО Хаарлема и Москвы глазами заключенного, посидевшего и там и там

Российские тюрьмы, как заявляют власти, приближаются к европей­ским стандартам. Ах, как хотелось бы верить! Только вот про скорость приближения к этим стандартам вла­сти почему-то молчат. Молчат и про другую скорость — с которой Европа свои же стандарты усовершенствует. Насколько огромен разрыв между жизнью за решеткой у них и у нас? Мы нашли заключенного, который провел 6 месяцев в изоляторе Гол­ландии и 6 месяцев в московской Бутырке (где, собственно, сейчас и сидит). Это тот самый уникальный ма­тематический случай, когда «шесть» и «шесть» — числа неравнозначные. Как сидится в Европе и как в России? Две истории глазами арестанта. Мы публикуем их без комментариев.

МЕЖДУ ТЕМ КСТАТИ СПРАВКА “МК” ИЗ ДОСЬЕ “МК” ВАЖНО 40-летний рязанский бизнесмен Ни­колай Землянухин обвиняется в «хи­щении кредита». Вины своей не признает. Арестовал бизнесмена заочно московский суд в 2010 году, а задержали его в амстердамском аэропорту в начале 2014-го. Российские полицейские полгода не за­бирали свою «добычу». Зем­лянухин забросал их письма­ми с требованиями вернуть его на родину (предлагал даже экстрадицию за соб­ственный счет). В августе Николая этапировали в Бу­тырку.

Николай довольно приятный арестант, из тех, кто не падает духом и не теряет чувства юмора. Удобно расположившись на скамейке в камере, начинает свой занимательный рас­сказ (внимательно слушаю его не только я, но и два надзирателя).

Хаарлем (Голландия), изолятор «Купол», около 1500 заключенных

…Из суда меня сразу привезли в один из старейших и красивейших тюремных замков Нидерландов, расположенный в центре горо­да Хаарлем. Тюрьма в форме купола, потому ее заключенные так и называют — «Купол». Она аналог нашего СИЗО — люди там сидят до приговора или в ожидании отправки к ме­сту отбывания наказания. Да-да, по голланд­ским законам место отсидки можно выбирать. Самая длинная очередь — в тюрьмы, где есть рыбалка…

Номер, то есть камеру, мне дали одно­местный. Небольшой, но уютный. Телевизор есть, холодильник, шкафчик, стол, стул, кро­вать. Увидел кофемашину (а рядом с ней па­кеты с кофе и джем) — вообще обрадовался. Ну, думаю, выживу как-нибудь. В этой мысли еще больше укрепился, почитав расписание на стене: подъем в 7.00, потом завтрак, про­гулка, досуг… Прилег я, свет приглушил (его можно регулировать, как тебе удобно), ото­пление поставил на комфортную температуру и про долю свою горькую думаю.

Вскоре пришел дежурный по коридору и, беспрестанно извиняясь, что потревожил, предложил мне… 8 видов меню. Это чтобы я выбрал, по какому типу питаться за решеткой буду. Смотрю, а там кошерное, халяльное, вегетарианское… на все случаи жизни. Я вы­брал обычное, европейское. Еда была вполне себе пристойная. Йогурты, фрукты, колбаса, сыр — все, как я люблю. И раз в неделю (сразу на 7 дней) я заказывал кофе для кофемашины. Бесплатный.

На вторые сутки моего заточения де­журный сообщил, что за мной закрепили трех менторов (по одному на каждую смену). Это сотрудники, которые помогают решать любые вопросы. За 5 минут. Ну вот пример: как-то белье принесли с пятном, я позвал ментора — и простыню тут же поменяли. Менторы мои настаивали, чтобы я больше пил жидкости, больше двигался и употреблял витамины — говорили, неподдельно беспокоясь, что все равно кислорода-то мне тут не хватает. И я думал: да, не хватает, наверное. Я тогда еще не знал про Бутырку…

В одиночном номере (Николай часто на­зывал камеру именно номером. — Прим. авт.) было не скучно, потому что общения в течение дня с лихвой хватало. На прогулке могли раз­говаривать друг с другом сколь душе угодно, в зоне рекреации играли в шахматы, шашки… Раз в неделю проводились соревнования по баскетболу и волейболу. Когда хочешь, мо­жешь пойти в огромную библиотеку и в те­чение часа бродить там, выбирать книги, ко­торые тебе потом принесут в камеру. Там же стоят компьютеры с Интернетом, но зайти с них можно только на сайты государственных органов и СМИ. Голландские зэки придумали способ связи с родными и друзьями — на сай­тах некоторых газет вели переписку в коммен­тариях к статьям. Кстати, удобно.

Два раза в неделю в «Куполе» можно было посещать образовательные классы. Были там, к примеру, уроки английского и голландского языков и чего-то там еще. Ей богу, я даже от всего этого разнообразия досуга уставал! Учителя все такие добрые, как в пионерлаге­ре, общаются с тобой, будто хотят загладить вину общества за то, что оно на воле, а ты за решеткой.

Регулярно ходил на йогу. Мне коврик отдельный даже выделили. Занятия вела голландка, которая целый учебник по йоге написала и потом нам всем подарила по эк­земпляру с автографом. В итоге я стал даже спокойнее, чем был на воле. На свободе ведь я переживал за отобранный банком бизнес, за семью, а тут все проблемы ушли в сторону — сплошной релакс. Надзиратели повторяли, что учреждение создано не для наказания, а для перевоспитания.

В целом меня все устраивало, но аре­станты постоянно возмущались. Один заключенный-голландец был недоволен, что телефоны только на этаже и в зоне ре­креации. Он из другой тюрьмы приехал, и там в каждой камере аппарат стоит (звонят по карточкам, которые в изоляторе выда­ют, и все разговоры прослушиваются). Еще одному заключенному не нравилось, что нет душевой кабины в каждой камере. Сотруд­ники извинялись за это неудобство, говори­ли, что тюрьма слишком старая, ее трудно переоборудовать. Третий возмущался, что мало работ предлагают. Там ведь как было: 5 дней в неделю ты можешь по желанию по три часа работать. Тебе за это деньги перечисляют, которые можно потратить на что-то в местном магазинчике. Работа скуч­ная — ремешочки какие-то делать, что-то склеивать, сшивать. Я ходил пару раз ради общения с другими заключенными. Со мно­гими подружился, мы с ними обменивались всем, что у нас было.

И все-таки было две вещи, которые мне категорически не нравились. Первая: по их ТВ про Россию либо плохо, либо ничего. Надзи­ратели, чтобы я не расстраивался, часто по­вторяли, что русские очень добрые, а Путин крутой и победит Америку. Вторая: наркома­нам давали метадон на первых порах — они ходили по коридорам «гашеные», что очень раздражало.

Москва, Бутырка, примерно 2500 арестантов

Первый стресс я получил при виде ко­личества «сожителей». И это притом что мне явно повезло — у меня в камере было 4 чело­века (роскошь по здешним меркам). Но слы­шал про такие, где на 20 мест 28 заключенных. Я у них спрашиваю: «Как вы спали-то?» — «По очереди!».

Не понял я, почему тут постоянно пере­кидывают заключенных из камеры в камеру. Все время на сумках. Курили почти во всех камерах так, что я про кислород и думать за­был и сильно заскучал по метадоновым за­ключенным, которых сторонился на прогулке в голландской тюрьме.

Второй стресс — когда ты внутри камеры не можешь ни свет включить, ни окно приот­крыть. Надо звать «продольного» (так тут де­журного называют). Летом в камере душно, зимой холодно. Мне один надзиратель ска­зал: «Так и должно быть! Все по сезону».

Очередной стресс — в камере запреще­но держать часы. Любые. Я вначале не пове­рил даже: что плохого в том, что заключенный будет знать, сколько сейчас времени? Ответа не получил ни от кого. Еще я не понял, поче­му отбирают обручальные кольца? Почему у меня забрали щипчики для ногтей, которые я купил в голландском изоляторе? Почему мыться нельзя чаще раза в неделю? Почему нельзя делиться вещами и едой с другими за­ключенными? От всего этого что — преступ­ность повысится?!

Знакомство с местной пищей радо­сти не принесло. Я когда в первый раз по­пробовал, искренне спросил у баландера: «Масло машинное добавляете?». После нескольких неудачных попыток переварить местные блюда с прискорбием расстался с этой дурной затеей: ем теперь только то, что заказываю в магазине. Досуг, вернее, полнейшее отсутствие оного, был самым печальным открытием.

Спортзал в Бутырке есть, но он платный — и это еще полбеды. Хуже, что попасть в него весьма сложно. За 6 месяцев мне уда­лось сделать это всего два раза. И когда я его увидел, не сразу понял, что это он и есть… Вы там были? Это крохотное помещение с пере­городками и очень примитивными тренаже­рами.

Еще более странная ситуация с про­гулками. На которые в отличие от спортзала заключенные имеют право по закону. Если сегодня банный день — то ты не гуляешь. Если кто-то из твоей камеры не хочет гулять — ты тоже не гуляешь. Но даже если прогул­ка все-таки состоялась, во время нее ты не можешь ни мяч погонять, ни поговорить с кем-то. Ходишь по кругу по цементному полу и слушаешь странные песни (говорят, в дру­гих московских СИЗО радио «Милицейская волна» крутят).

Мой вопрос «как передать факс адвока­ту?» все встретили с изумлением, перерос­шим в дикий хохот. Я смутился. В Голландии ведь это было обычным делом. Еще больше развеселил всех мой вопрос, почему я не могу сам дойти до кабинета, где встречаюсь с адвокатом (после того как пришлось долго ждать двух надзирателей-сопровождающих)? В Голландии в пределах этажа ты можешь пе­редвигаться в дневное время суток с ключом- карточкой, которую тебе выдают. Потому там надзирателей раз в 10 меньше, чем в Бутыр­ке.

В общем, в Бутырке я удивляюсь всему бесконечно. А сотрудники изолятора бес­конечно удивляются моим просьбам. Как они возмущенно поднимали брови, когда я спросил: «Можно я во время свидания обниму жену?». Я подумал даже, что сказал самую ужасную по­шлость в своей жизни. Но я понимаю, что ви­новаты не они. Точнее, они как раз совсем не виноваты. В большинстве своем надзиратели Бу­тырки добрые, милые люди, которые действуют на основании дурацких законов и ограничений.

Но позвольте, ведь эти же законы утверж­дают, что человек до суда невиновен. Тогда за что его наказывают? Жизнь в наших СИЗО — это ведь сущее наказание.

Подготовила Ева МЕРКАЧЕВА.