Газета "Кишиневские новости"

Маньяк Пичушкин втыкал птицам в головы палки, а серийный убийца Головкин любил лошадей

Много лет назад журналистская нелегкая завела меня в садома­зохистскую студию в немецкомгороде Мангейме. Заведение на­ходилось в подвале жилого дома. В двух комнатах размещались все­возможные аксессуары для спец­ифических сексуальных упраж­нений: от изощренных плеток до эквивалента средневековой дыбы. Хозяйка студии, крепкая корена­стая немка, рассказала мне, что вкус к экзотической профессии у нее проявился еще в подростковом возрасте, когда она наблюдала, как ее родители-фермеры разде­лывали свиней. Именно тогда она впервые почувствовала: ее завора­живает кровь молящего о пощаде животного. На наши вопросы о при­роде зоосадизма отвечает Георгий ВВЕДЕНСКИЙ, руководитель лабо­ратории судебной сексологии ГНЦ социальной и судебной психиатрии имени В.П.Сербского.

— Существует статистика, причем со ссылкой на ГНЦ имени Сербского, со­гласно которой 85% совершивших пре­ступления начинали именно с животных. Скручивали головы птицам, отрезали хвосты кошкам, калечили собак. А по­том уже переходили на людей. Извест­ный ростовский психиатр Александр Бухановский, принимавший активное участие в розыске Чикатило, считал, что более «60% будущих серийных убийц в детстве обнаруживали специфически жестокое отношение к животным».

— Я думаю, что эта цифра обоснован­на. Такие «опыты» над животными прово­дили 50–60 процентов наших испытуемых с сексуальным садизмом. Но надо учиты­вать, что к нам на судебно-психиатрическую экспертизу попадает очень специфический контингент. А сколько к нам не попадает! Еще больше людей о таких эпизодах пред­почитают умалчивать. Справедливости ради хотелось бы сказать, что у них поми­мо жестокости по отношению к животным иногда присутствуют случаи проявления чрезмерного внимания к братьям нашим меньшим. Запомнился мне один товарищ (испытуемый), совершивший 8 убийств. Он жил отшельником в лесу и убивал одиноких туристов, зато кормил кучу собак, с кото­рыми, по его словам, ему было легче, чем с людьми.

— Но это все-таки редкий случай. Если взять самых страшных убийц на­шего времени, то большинство проявля­ло явную склонность к зоосадизму. Се­рийный преступник и педофил Сливко в детстве охотно помогал родителям раз­делывать кроликов, убийца-насильник Кулик вешал кошек, битцевский маньяк Пичушкин втыкал птицам палки в голо­ву.

— У Пичушкина стереотип вдвигания палки в мозг сохранился с детских времен. Сначала были птицы, потом перешло и на людей. Многие наши испытуемые начинали с жестоких издевательств над животными: обливали бензином и поджигали, вешали, расчленяли, головы отрывали, об стенку били. Одни рассказывали эти эпизоды без всякого эмоционального выражения, дру­гие заметно оживлялись, им даже воспоми­нания доставляли удовольствие.

— У вас на экспертизе был и серий­ник Головкин, зверски замучивший 11 мальчиков. Он ведь работал на конном заводе. Наверное, любил лошадей…

— Головкин ухаживал за лошадьми. Не бил, не издевался. Его отличало бережное и трепетное отношение особенно к процессу оплодотворения. Использование животного для удовлетворения своих целей. Мог засу­нуть во влагалище руку и сидеть так целый час. Что он себе при этом представлял, осталось неизвестным.

— Есть живодеры, которые кичатся своими «подвигами», снимают жуткие пытки на видео, вывешивают в социаль­ных сетях, но таких, к счастью, немно­го. Другие никогда не признаются, что делали это ради низменного удоволь­ствия. Обычно под расправу подводит­ся база, некий гуманный мотив. Скажем, собаку пришлось убить, потому что она угрожала детям.

— Некоторые действительно мотивиру­ют свои поступки какими-то благими наме­рениями. Это вид психологической защиты. Если человек интеллектуально сохранен, он будет защищаться. Другой человек, в силу присущего ему психического расстройства, обнаженно обо всем рассказывает, ничего не скрывая: как изобретал способы муче­ния, чтобы продлить страдания и почув­ствовать больше возбуждения.

— Сексуального характера?

— Чаще речь идет просто о приятном возбуждении, эмоциональной приподнято­сти, когда возникает некий холодок в кро­ви.

— Это невозможно понять. Разум меркнет!

— Есть такое понятие, как психический садизм. Он более распространен, нежели сексуальный. Это ощущение удовольствия от унижения человека, оскорбления. Чув­ство доминирования, которое можно выра­зить как «ты в моей власти», дает сильное эмоциональное переживание. Это чисто биологическое чувство присуще многим лю­дям. В животном мире самец устанавливает иерархию путем какого-то насильственного поведения. И только в человеческой психо­логии это преломляется в виде психическо­го удовлетворения от чужого унижения, от того, что ты занял доминирующую позицию. Но между чувством удовлетворения, кото­рое дает власть над другими, и получением удовольствия от этого очень тонкая грань.

— Многие говорят, что одно дело, когда жертва животное, и совсем другое — когда человек. Разве это так?

— В данном случае особой принципи­альной разницы нет. Животное — это де­персонифицированная жертва, у него нет человеческой личности. Животные неспо­собны дать сдачи, хотя, конечно, собака может укусить, а кошка — оцарапать. Они становятся первыми объектами, потому что более доступны, чем люди. Но потом в определенном проценте случаев проис­ходит переключение на людей.

— Многие папы и мамы не видят ни­чего страшного в том, что ребенок от­рывает лапки жуку и крылья бабочке, препарирует лягушек. Где кончается детское любопытство и начинается же­стокость?

— Дети склонны ломать кукол и разби­рать машинки. Это естественный инстинкт. Но не каждый ребенок получает удовлетво­рение от этого процесса. Помните историю с убийством жирафа Мариуса в датском зоопарке и с расчленением волка в музее той же страны? Мы считаем, что детей надо оберегать от таких зрелищ, а датчане смо­трят на это иначе. У них другой менталитет. Исследовательский инстинкт никто не от­менял, но иногда он переходит в ощущение психологического удовлетворения. Между этими состояниями очень зыбкая грань, которую мы чаще всего замечаем ретро­спективно. Мало кто может сказать: «Вчера я удовлетворял свой исследовательский инстинкт, а сегодня уже получал удоволь­ствие». Это нереально. Только специалист может уловить этот переход. А разбирать­ся с детскими воспоминаниями взрослого очень сложно, потому что они заретуширо­ваны временем.

— Вот мы все очень возбудились в связи с событиями в Дании. И почему-то забыли, как несколько лет назад под­ростки забили насмерть палками кенгу­ру в Ростовском зоопарке.

— Подростковый возраст — самый опасный, особенно когда речь идет об ин­фантильных, с задержками в развитии, из так называемых неблагополучных семей.

— Я так понимаю, родители должны очень серьезно относиться к сигналам, связанным с подобными вещами.

— Взрослые должны немедленно пре­кращать жестокое поведение своих детей. Ребенок вообще жесток по сравнению с взрослым, потому что он еще не социали­зирован. Он свои переживания проециру­ет на объект: раз ему хорошо, то и другому замечательно. Он не чувствует чужую боль. У детей нет разграничения собственных и чужих психических процессов. Если ему что-то интересно, он считает, что и друго­му тоже интересно. Ему не больно, значит, и другому не больно. И, если сохраняется инфантилизм, то из таких детей вырастают самые жестокие люди. В детстве это опре­деленный этап развития, который нужно миновать. А если он сохраняется во взрос­лом возрасте — это уже патология.

— Убийцы собак, стыдливо называ­ющие себя догхантерами, хладнокров­но подбрасывают животным таблетки в фарше, вызывающие мучительную смерть.

— Никаких исследований по поводу психологии догхантеров, по-моему, еще не было. По крайней мере мне они не зна­комы. Проявление жестокости по отноше­нию к животному — такая психологическая черта, которая часто сочетается с другими нежелательными качествами: жестокостью по отношению к людям, вспыльчивостью, склонностью к аффективным разрядам. По­следние исследования агрессивности по­казали, что есть ген, который отвечает за агрессивность. С точки зрения психиатра, имеет значение вот какой момент: он отра­вил и сразу ушел или наблюдал за агонией животного. Это все-таки разные вещи, по­тому что получение удовольствия от созер­цания мучений — одно, а выполнение долга — они считают свою миссию общественно важной — другое. Садист наслаждается мучениями жертвы, намеренно их растяги­вает, получая удовольствие от каждой кон­вульсии. Конечно, к нему наиболее склонны лица с расстройствами личности.

— Многими отравителями движет кинофобия — боязнь собак.

— Фобии разные бывают. Если челове­ка покусала собака, опасение повторения может оставаться на всю жизнь. Опасение — нормальный психологический феномен, но когда ты от любой собаки шарахаешься за километр и думаешь только о том, чтобы тебя не укусили, то это, наверное, невроз, который нуждается в лечении.

— Самое страшное, что переход от животных к человеку все-таки нельзя исключить.

— У большинства, к счастью, он не на­ступает. Я считаю, что должны присутство­вать какие-то способствующие факторы и особенности психического развития. У этих людей, как правило, недостаток эмпатии — умения сочувствовать, сопереживать дру­гому. У многих наших испытуемых этот ком­понент страдает. Непонимание чужой боли облегчает преступное поведение. К слову, лидер, который привыкает к безнаказанно­сти, тоже может переходить эту грань.

— Однажды вы рассказывали о па­циенте, который искусал кошку. Что это было?

— Ему голос сказал, что кошка — это исчадие ада, которое нужно истреблять. И в состоянии бреда он на нее набросился. Его привезли в больницу с торчащей изо рта шерстью.

Елена СВЕТЛОВА.